Снег на кедрах

– …рассказал все в самый последний момент, – договорил Харлан. – Когда к стенке приперли. Все продумал, а такую мелочь упустил.

– Верно, – согласился Александр. – В гнезде и впрямь должен был остаться один аккумулятор. Положим, подсудимый действительно поднимался к Карлу. Может, о деле поговорить, может, Карл напал на него, или это была самооборона. А может, и непредумышленное убийство, перепалка, вылившаяся в драку… Откуда нам знать наверняка, что это тяжкое убийство первой степени? Что оно было спланировано? Может, подсудимый в чем и виновен, но совсем не обязательно в том, за что его судят. Откуда такая уверенность, что он поднялся к Карлу с целью убить его?

– Ты же слышал, о чем толковали рыбаки, – напомнил Александру Роджер. – В открытом море на борт чужого судна поднимаются только в крайнем случае. Подсудимый не пришвартовался бы к Карлу ради разговоров. У рыбаков это не принято.

– Крайний случай, – повторил Александр. – А история с аккумулятором как раз подходит. Севший аккумулятор – случай действительно крайний. И с версией подсудимого сходится.

– Да ну, бросьте, – вмешалась Эдит. – Харлан прав. Никакой аккумулятор Миямото не одалживал, иначе бы в гнезде остался только один. Так что не проходит версия подсудимого, ну никак не проходит.

– Ага, детский лепет, – подтвердил Бурке. – Обвинитель прав. Миямото сделал вид, что не заводится двигатель, «Островитянин» подошел прямо к «Сьюзен Мари», и, когда Карл готов был помочь Миямото, тот воспользовался этим моментом. Так все и было.

– Наверняка, – подтвердил Роджер. – Больно коварный у подсудимого вид.

– Насчет детского лепета… – сказал Александр. – По-моему, это уж слишком. Чтобы подплыть к определенной шхуне… в туман… в глухую ночь… Как же подсудимому удалось подобраться именно к Хайнэ? По-моему, это уж слишком.

В шесть часов Эд Сомс сделал объявление: присяжные не сошлись в едином мнении и отложили совещание до следующего дня. От себя Эд прибавил, что закрывает зал, и посоветовал всем идти по домам, включить электрические обогреватели и как следует выспаться. Желающих присутствовать на заключительном заседании он приглашает завтра к девяти утра.

Присяжные поужинали в гостинице; говорили они о чем угодно, но судебного дела не касались. Александр Ван Несс ел неторопливо, часто вытирая руки салфеткой. Он улыбался, но молчал.

Глава 31

Электричество вдоль Южного пляжа еще не восстановили; Исмаил ехал по заснеженной улице и поглядывал на освещенные свечами окна домов, знакомых еще с детства. Энглунды, Гуннар Торвал, Верда Кармайкл, Арнольд Крюгер, Хансены, Сювертсены, Боб Тиммонс, чета Крау, Дейл Папино, Вирджиния Гейтвуд и Этерингтоны из Сиэтла, семь лет назад переехавшие на остров насовсем. Исмаил подумал, что Этерингтоны теперь, должно быть, жалеют об этом – с карнизов свисали огромные, длиной в фут, сосульки, а с северной стороны дома намело большой сугроб. Не стоило им переселяться насовсем, лучше бы наезжали летом, как другие горожане. Четы Крау уже несколько лет как не было в живых; теперь в их доме жил сын Николас, упрямо продолжавший войну с Бобом Тиммонсом. У Тиммонса теперь были воспаленные вены на ногах; он неловко передвигался по участку, расчищая землю от веток, нападавших с кедров. Ничто не изменилось, и в то же время изменилось все. Дейл Папино все так же закладывал за воротник, все так же у него не водилось денег. Верда Кармайкл умерла.

Исмаил приехал к матери и, как и в прошлый раз, застал ее на кухне: при свете лампы мать дочитывала последнюю главу «Разума и чувств», попивая чай с сахаром и лимонным концентратом. Она сидела в пальто и сапогах, лицо без косметики выглядело блеклым и старым; мать извинилась перед сыном за такой неприглядный вид.

– Старею, – сказала она. – И никуда от этого не деться.

Так же, как и в прошлый раз, она налила сыну суп; Исмаил рассказал, что присяжные так и не пришли к единому мнению, что в городе уже дали свет и что ураганным ветром разметало доки. Мать посетовала на то, что на решение присяжных могут повлиять предрассудки; она понадеялась, что в таком случае он, Исмаил, выступит в своей газете. При таких обстоятельствах, сказала она, у журналиста появляется ответственность перед читателями; отец это знал. Исмаил кивнул, соглашаясь – да, он напишет статью, выскажет свое мнение. Потом Исмаил предложил матери переночевать у него, в городской квартире, где теперь есть свет и горячая вода. Мать покачала головой: ей и так неплохо, она привыкла к своему дому, а в Эмити-Харбор можно съездить утром. Тогда Исмаил набросал в печь побольше дров, разделся и повесил пальто в шкаф в прихожей. Листки с маяка лежали у него в кармане.