Первым шел Отто, автомат впереди, на спине ящик с динамитом, сверток брезента, двойной БК и наполовину опорожненная пятилитровая фляга. С последней водой, с НЗ. Он внимательно осматривал «зеленку», скалы и склоны гряды, тропу на предмет следов, просвет впереди, между кустами. За ним на отдалении в двадцать шагов плелись Липке с Граббе в обнимку, потом Мютц и Ахмет. Двести метров позади них, чуть медленнее, чем фашисты, двигался Агинбек, изучавший тропинку.
Сначала Синцов заметил авангард РДГ, но не стал торопиться стрелять на поражение. Он терпеливо застыл на позиции, вжимаясь в пулемет, и ждал. Пусть больше народу выйдет под прицел, пусть ошибутся.
Отто щурился от солнца, как раз вставшего напротив ущелья и свысока слепившего идущих. Тень и прохлада отступили, оставшись позади, а впереди уже стал виден выход из распадка. Солдат приостановился, уделив внимание даже орлу, как раз зависшему над ним и ущельем.
— Вали отсюда, пернатый! — сказал диверсант вслух, но негромко, криво усмехнулся и пошел дальше.
— Идиот! — пробурчал Липке, зря напрягшись от остановки впередиидущего, показал жестом остальным товарищам отбой тревоги и поплелся с радистом дальше, поддерживая его через плечо.
Они сделали несколько шагов еще, когда Отто вновь застыл на месте и задрал голову. «Опять этот сраный орнитолог любуется птичками!..» — подумал было медик, на этот раз не останавливаясь и продолжая идти, сокращая дистанцию до авангарда. И тут Отто вскрикнул, резко задирая ствол автомата:
— Внимание, противник слева на…
Договорить солдат не успел — пулеметная очередь откуда-то сбоку и сверху прострочила дно распадка поперек справа налево, зацепив и Отто. Он упал на спину, ящиком на землю, широко раскинув руки.
— Проклятье! Всем назад, — заорал Липке, краем глаза заметив на склоне огонек стреляющего пулемета и понимая, что вместе с радистом тоже попадает под его раздачу.
Он машинально дернулся назад, под прикрытие вставшего истуканом Граббе, что и спасло ему жизнь — пули второй длинной очереди вздыбили фонтанчики грунта и пару раз рванули тело солдата. Одна, пробив живот радиста, впилась в бедро военврача. Липке заорал благим матом, бросив все еще стоявшего товарища, и метнулся в кусты. Мютц с ужасом смотрел на убитого Отто, на то, как дергается в смертельном танце Граббе, в которого попало уже несколько пуль, как кричит и ползет, не разбирая дороги, медик. И тут рука Ахмета схватила оторопевшего командира за шиворот и потянула вбок, в укрытие серого валуна.
Пулемет замолчал после того, как истерзанное очередями тело радиста все же рухнуло на всклокоченную тропу. Липке приполз на зов Ахмета, вскинувшего автомат и готового прикрыть раненого. Медик стонал и зажимал рану на ноге, все еще бросая проклятия в адрес неизвестного стрелка. Свой груз он бросил возле тела Граббе, и теперь разгневанный Мютц пялился на ящик переносной радиостанции с расстояния в десять метров. Предполагая, что сейчас может случиться и о чем думает противник. Умный противник!
Новая меткая очередь пробила рацию, потом пули стали выкашивать заросли цветущего тамариска и пышного джузгуна, окружавшие валун с троицей диверсантов.
— Наш, «МГ-34»! — констатировал Ахмет, помогая медику с раной.
— Проклятый русский! — Мютц влепил ребром ладони по камню, другую сторону которого щелкала пулеметная очередь. — Это он. Только он мог оказаться здесь с трофейным оружием и поджидать нас, как крыс в мышеловке.
— Что там Отто и Граббе? — бросил через плечо Ахмет, перетягивая бедро военврача жгутом.
— Мертвы. Оба.
— Кажется, у него кончилась лента, — предположил проводник, прислушиваясь к наступившей тишине.
— Кончилась эта… Появится другая. Как… Какая, к черту, разница?! — прошипел Липке, закатывая от боли глаза. — Все равно мы влипли. Сдохнем. Все мы здесь сдохнем!
— Да сиди ты тихо, идиот! — бросил Ахмет и косо взглянул на командира. — Что теперь делать будем? План с самолетом сорвался?
Мютц прислонился спиной к камню, который приятно холодил тело. Амуниция и БК лежали рядом. Автомат в руке. Но он думал о другом. Что и озвучил:
— Если этот гаденыш еще раз даст очередь по телу Отто, то динамит разнесет половину ущелья. Вместе с нами.
— Иисусе! — медик сморщился и заплакал. Слезы ручьями лились из воспаленных бессонницей глаз, оставляя кривые серые дорожки на грязном лице.
— Отставить истерики! Держи себя в руках, Липке, — осадил солдата гауптштурмфюрер. — Ты только что гнул пальцы передо мной и дерзко язвил, рьяно разжигая смуту, а сейчас ноешь, как теленок под ножом.
— Замолчите… Вы… Вы не достойны звания офицера… Вы сгубили отряд! Вы слабое звено в команде… Какой, к черту, опыт?! Вы ничто и никто…
Ахмет два раза хлестнул ладонью по лицу медика, отчего тот замолчал, но стал тихо скулить, согнувшись в три погибели.
— Мерзавец! Набрали в рейд дерьма всякого, бездарных особей… — Мютц сплюнул и хотел сказать еще что-то, но по ущелью пробежало эхо слов, брошенных противником.
— Хендэ-э-э хо-о-х-х! Дас-с ист энде-е… Сдавайтесь-с-с-с… су-у-ки-и-и-и…