Снег, уходящий вверх…

Одетые в разноцветные гидрокостюмы люди представляли собой красочное зрелище среди преобладающего белого цвета, а их движения напоминали замысловатый, с частыми замираниями, ритуальный танец, полный скрытого для непосвященных значения и смысла. Кто-то, надевая ласты и смачивая в лунке ступню, балансировал попеременно то на одной, то на другой ноге, отвечая при этом шуткой на шутку или остротой на остроту. Кто-то брал в рот загубник акваланга и, раскачиваясь, делал контрольные шумные вдохи и выдохи. Кто-то, наклонившись над майной, зачерпывал маской воду и промывал стекло, чтобы оно потом не запотело. А кто-то, уже готовый к погружению, сидел на краю майны, опустив ноги в воду и болтая ими туда-сюда в ожидании общего погружения. Одним словом, все находилось в веселом движении и было как бы окутано невидимым облаком добродушия друг к другу, сдобренным тем не менее достаточно едкими порою шутками.

Но вот Резинков, дурашливо подпрыгнув над водой и подтянув к животу ноги, погрузился в воду, подняв при этом целый каскад холодных брызг. Через мгновение на еще неуспокоившейся поверхности воды показалась его голова. И было видно, как за поблескивающим стеклом маски озорно смеются его глаза.

Он взял с края лунки две бутылки шампанского (по одной в каждую руку) и теперь уже тихо, без лишних всплесков исчез под водой.

Через какое-то время большой пузырь воздуха, всплыв из глубины, лопнул на поверхности, вновь слегка встревожив еще не совсем успокоившуюся гладь воды.

Я заглянул в майну и увидел, как Резинков, плавно перебирая, прогибающимися от сопротивления воды большими черными ластами типа «Дельфин», по конфигурации похожими на хвост кита, вниз головой уходит все глубже. А от его акваланга цепочкой с промежутком примерно в метр по косой линии к поверхности лунки поднимаются большие, прозрачные пузыри воздуха. И пузыри эти, и фольга на бутылках шампанского слегка поблескивают от солнечного света, льющегося сверху.

Плавно, прогнувшись в спине, Николай вплыл снизу в наш домик, в котором могло разместиться сразу не более трех человек.

Вторым, с завязанным сверху прозрачным полиэтиленовым пакетом, в котором лежали стаканы и яблоки, под воду ушел Сударкин. И сразу же за ним – Давыдов. Я видел его широкую, в зеленом армейском гидрокостюме спину, и его довольно частые движения ногами (что было немного странно для всегда такого неторопливого Николая), и отделяющиеся поэтому от его акваланга довольно частые, почти непрерывной цепочкой идущие вверх и более мелкие, чем у Сударкина, пузыри воздуха. Видел и Сударкина, плывущего, а вернее, почти парящего чуть ниже Давыдова, с пакетом в руке и черном, словно фрак, гидрокостюме.

Он очень плавно, как бы даже лениво, перебирал ногами, но скорость его при этом была нисколько не меньше, чем у Давыдова. И большие, прозрачные, похожие на шары воздушные пузыри, тоже не торопясь, с приличным интервалом между ними, тянулись от его акваланга к поверхности, где и встречались с бурливо-торопливыми Колиными.

Через мгновение оба акванавта один за другим исчезли в домике. А еще через несколько секунд вода в майне успокоилась и с обычным равнодушием глядела теперь в небо.

Но минут через пятнадцать она вновь ожила, и на ее поверхности показалась сначала рука с пустой бутылкой, а уж потом и голова Резинкова. И тут же вода в майне вновь забурлила от игривых пузырей, и на поверхности объявились Давыдов и Сударкин.

Вынув загубники и сняв маски (Давыдову кто-то помог снять гидрошлем, сработанный заодно с маской), они втроем (буквой «Г») облокотились о края лунки, как о край стола, и тут же Карабанов и Мурахвери поставили на лед перед каждым по стаканчику нашего фирменного экспедиционного коктейля, состоящего из спирта, который выдавался нам для протирки некоторых деталей акваланга, и брусничного сока, добытого из ягод, прибывших сюда в трехлитровых банках вместе с нами из домашних запасов Давыдова.

Соотношение спирта и сока бывало обычно шестьдесят к сорока. Иногда и семьдесят к тридцати, но… реже.

Лицо Сударкина было спокойным и приветливым. Лицо Резинкова (особенно губы) – слегка брезгливым, словно на прекрасно сервированном столе он вдруг в последний момент обнаружил отсутствие какого-то изысканного, но абсолютно необходимого в сей миг десерта. Лицо же Давыдова, в противовес резинковскому, сияло радостью. Общее у всех троих было только то, что глаза их хмельно блестели, словно они выпили под водой не одну, а как минимум по одной бутылке шампанского на брата!

– Пробка из бутылки никак не хотела выходить, – сказал Сударкин, вылезая из проруби.

Вода, струясь, стекала по его гидрокостюму. Он снял акваланг и не спеша отпил глоток коктейля, а стаканчик с оставшимся содержимым, легко согнувшись в поясе, поставил на лед.

Давыдов залпом выпил свою порцию, сидя на льду, словно на песчаном пляже, с ногами, опущенными в воду.

– Ну, мужики! Здорово! – пророкотал он. И было не совсем понятно – то ли этот возглас относился к коктейлю, то ли к подводному новоселью.