Снег, уходящий вверх…

Однажды по каким-то срочным делам я погрузился сразу же после обеда. Тогда тоже были пельмени. Мне нужно было дойти до нашего домика, вбить в скалу штырь для протяжки трансекты и вернуться назад. Но не тут-то было. Я опустился лишь на семь метров, когда первый пельмень стал дезертировать из моего желудка в пищевод. Я попытался игнорировать этот «пустяк» и продолжал погружение, но, увы, мне это не удалось. Я почувствовал, что пельмени один за другим собираются проделать обратный ход, и понял, что, если буду упорствовать, они в обратном порядке просто покинут мой желудок.

Пришлось вернуться. Потом шутили: «Надо было тебе курсировать вверх-вниз, пока пища не переварится, а уж потом работать».

Обед по времени уже перерастал в ужин. Пора было идти к Свете. Саша с Колей так и не переоделись и сидели за столом в толстых водолазных рейтузах и валенках. «Ну ни дать ни взять английские лорды, да и только!».

Сане, конечно, стали давать советы, как использовать камушки, предназначавшиеся его жене.

– Пусть она вставит маленький в кольцо. Вот штатники, говорят, привезли своим женам с Луны по камешку, те так и сделали. Так миллионерши за любую цену готовы были купить такое колечко. Экзотика!..

– …Представляете, эдак небрежно обронить: этот камушек в моем кольце со стометровой глубины?! («Уже дошли до ста метров».)

– …В космос легче проникнуть, чем под воду. Потому-то и обратную сторону Луны знают лучше, чем прибрежные шельфы даже…

– …И не какой-нибудь робот достал или из батискафа манипулятором. Так и из Марианской впадины можно кое-что выудить, как рукой!..

Как мы были наивны. Нам казалось, что об этом событии все узнают, что оно многих удивит.

Уже после этого рекордного погружения приехали к нам на лед «телевизионщики», но их не интересовали рекорды. Им привезли из Лимнологического института двух нерп. Под водой сеткой огородили место съемок, сделали подсветку и снимали при помощи аквалангиста, а не сами, объяснив ему, что и как делать, а два других аквалангиста «играли» с этими нерпами, отождествляя гармонию человека и окружающей среды. На экране все это выглядело очень красиво. Плавные движения нерп и людей: единство, игра, азарт, радость жизни! Я увидел эту короткометражку будучи проездом в Москве, у своей знакомой, года через два после съемок. И с грустью вспоминал черные, бездонные, влажные, испуганные глаза нерп и то, что после съемок вскорости они умерли. Слишком большим оказался для них стресс: подсветка, невидимая преграда, догоняющие их люди. Они не понимали, что стали киногероями. Что с ними играют. Они были слишком серьезны для людей и воспринимали все всерьез. Но зато фильм получился эффектный!

Были и газетчики. Их интересовало, до какой глубины растут губки. И могут ли они расти там, куда свет уже не проникает. Может быть, все эти люди были правы по-своему. Рекорд-то ведь был авантюрный. И о нем не узнал почти никто, кроме участников экспедиции и их знакомых. Строка в газете знаменовала его.

Но я отвлекся. Итак, мы причесались, приоделись и вышли из нашего вагончика. Фиолетово густели сумерки. В деревне уже заработал движок – дали свет. Звезды, свет окон, луна освещали нам путь. День начался хорошо и должен был хорошо закончиться.

Света, стол, свечи, отражение их пламени в стаканах с вином, пирог – все было дивно!

– Ой, Коля! Да ты что! Зачем ты так рисковал, – сказала Света, когда ей отдали камушки (она-то знала, что такое глубина). – Спасибо, ребята.

Она сказала не «Спасибо, Коля», а «Спасибо, ребята…»

И много было тостов потом и веселья много. И ночь растянулась, как черная резина, надолго. И говорили сокровенное друг другу, и выходили под звезды «подышать». А они голубыми ледышками кололи черное небо и манили к себе, завораживали, как глубина.

А утром я проснулся в спальнике на раскладушке. Было очень тихо в доме. За окном серела рань. И сон вспомнился: маленький, беспомощный, игрушечный человечек в ластах. Он болтается над бездной на тоненькой ниточке, которая уходит вверх, к вершине сверкающей снегом горы, срезанной темными облаками. Он судорожно машет руками, ногами… Он не может преодолеть тот небоскреб воды, который стеклянным стометровым столбом давит на него…

От жалости к беспомощному человечку я проснулся.

Кажется, все еще спали. А я лежал в полумраке комнаты и думал: оправдан ли был Колин риск. Кому он был нужен? Ему, Свете, нам? А что, если бы все закончилось иначе? И вместо дня рождения была бы тризна. На скольких из них я потом побывал. Глубина не отдает свои метры без дани. Но тогда я об этом не ведал еще – лишь догадывался.

А через несколько часов, после утренних размышлений, я готовился к погружению. И мне вспомнились слова Кусто, изобретателя акваланга, давшего людям свободу птицы под водой и сыпанувшего как из рога изобилия новыми неведомыми ощущениями.

Он говорил: «Я не предпринял бы ни одного погружения, ни одного плавания, если бы заранее знал его итог».

Начинался новый день. И он нес свои новые заботы.

Снег, уходящий вверх…

Начало июля…