«Снег», укротивший «Тайфун»

Выступая в штабе группы армий «Центр», нацеленной на уничтожение Москвы, Гитлер заявил, что город надо взять в тиски, а потом окружить, чтобы ни один житель не мог его покинуть. Всякую попытку выхода подавлять силой. Потом он смотрящим ему в рот генералам и старшим офицерам признался, что город и его окрестности будут затоплены и там, где стоит Москва, появится море, которое навсегда скроет столицу русского народа от цивилизованного мира.

Интересна также встреча фюрера с Геббельсом, состоявшаяся 16 июня 1941 года, как раз накануне нападения на СССР. Гитлер был в настроении. Он похвалил своего главного воспитателя нации за высокий уровень пропагандистской работы.

— Итак, Йожеф, мы стоим перед историческим событием — сокрушением большевизма. Погода, правда, стоит относительно неважная, но это нам на руку. Это говорит о том, что зерновые на Украине еще не созрели, значит, нам создаются самой природой гарантии захвата всего урожая.

Он встал и, потирая влажные от пота руки, прошелся по кабинету несколько раз от стола к окну и обратно, а потом неожиданно переменил тему и заговорил о судьбе Наполеона.

— Нельзя повторять ошибки корсиканца — втягиваться в просторы России. Надо блицкригом разбить Красную Армию и захватить нужные нам территории Советского Союза. Действовать необходимо стремительно и молниеносно.

— Но, мой фюрер, на границе с Германией Советы сосредоточили тоже немалые силы. Подтянули войска, — заметил Геббельс. Он говорил об очевидном явлении, о котором до этого никогда не говорил с ним.

— Такое скопление войск противника нам на руку — наши танки и самолеты сделают из советской техники металлолом.

— Главное — внезапность, — вставил опять банальные два слова колченогий человечишка.

— Режим секретности соблюден, — продолжал Гитлер. — Правы мы или не правы, но мы должны победить. Другого результата нам не дано. Это необходимо и правильно в моральном отношении. Когда мы одержим победу, то кто будет нас спрашивать о методах? Кто, кто, кто посмеет? В любом случае мы уже столько всего натворили, что нам необходимо победить, в противном случае весь наш народ, и в первую очередь мы сами со всем тем, что нам дорого, будем сметены…

— Мой фюрер, — заискивал Геббельс, — сегодня мы, как никогда, сильны и сможем одолеть жидобольшевистскую власть, угрожающую нам. Раз и навсегда.

— Сила во все времена приводила к мирному и мировому правлению, — Гитлера потянуло на философию. — А вот отсутствие силы обязательно приводит к беспорядкам. А еще скажу тебе, сила обязательно приводит к знатности, а отсутствие силы обязательно приводит к низкому положению, нищете и голоду. Все, что лишено силы, становится уродливым и смешным, и все, что обладает ею, облагораживается.

Начальник штаба 5-й танковой армии вермахта генерал-майор Ф. Меллентин с присущей тенденциозностью писал:

«В начале войны авиация русских, технически значительно уступавшая нашей, была подавлена германскими военно-воздушными силами. А танковые дивизии все дальше и дальше продвигались вглубь России…

Москва уже не являлась столицей по существу бесформенного государства, стоящего на низкой ступени развития, а представляла собой звено административной машины Сталина, важный промышленный район, а также — что имело, пожалуй, решающее значение — была центром всей железнодорожной системы европейской части России».

Так говорил враг, тоже забывший нашу пословицу, что русские медленно запрягают, но быстро едут.

Фельдмаршал фон Бок, один из немногих гитлеровских полководцев, который понимал, что поражение под Москвой — это знаковое сражение, за ним последует явление. Его группа армий была самая сильная в вермахте, и она споткнулась.