«Снег», укротивший «Тайфун»

— Разрешить генералитету идти при всех регалиях, а у оборванной солдатской массы их нет. Сыграть на классовой разнородности.

— Делай, Лаврентий, делай что хочешь, только чтобы москвичи и гости столицы получили моральное удовлетворение, — отчеканил Сталин, делая вид, что ему надо заняться другими делами. — Только смотри, чтобы никто не допускал никаких актов насилия к немцам. Победителю надо быть великодушным.

Все рекомендации и пожелания вождя, как всегда, четко уловил Лаврентий Павлович:

— Разрешите идти?

— Да, вы свободны… Занимайтесь делами и, кстати, готовьте это мероприятие к июлю.

— Ясно, товарищ Сталин.

Из рассказа свидетельницы того времени и родственницы автора, москвички Котовой Анны Ефимовны:

— Помню, город взорвала новость — немцы в Москве! И стали мы друг у друга спрашивать, задавая дурацкие вопросы, как и почему они оказались в Москве, где прорвались, а может, десантировались? С другой стороны, все мы тогда были достаточно информированы о победах Красной Армии. Хотя телевидение отсутствовало, черные бумажные тарелки радиоприемников слушали и газеты читали систематически.

И все же первые сведения о «немецком параде» мы получили через радио. Именно в день прогона пленных, который начался в 11 часов 17 июля, с ипподрома по Ленинградскому шоссе, улице Горького через площадь Маяковского и дальше…

Сведения о том, что готовится «немецкий парад», были под большим секретом. Собирали военнопленных с вышеперечисленных фронтов и на эшелонах доставили в Москву на Ходынское поле.

НКВД СССР за подписью Берии подготовил два сообщения в Государственный Комитет Обороны: первое № 756/Б о плане конвоирования немецких военнопленных через Москву и второе, № 763/Б от 17 июля 1944 года.

В первом говорилось, что 1 7 июля по маршруту: Ленинградское шоссе — улица Горького — площадь Маяковского — Садово-Каретная — Садово-Самотечная, Садово-Черногрязская — улица Чкалова — Курский вокзал и по улицам: Каляевской, Новослободской, 1-й Мещанской планируется провести 42 тыс. военнопленных, в том числе колонну военнопленных генералов и офицеров численностью 1227 человек, из них 19 генералов и 6 старших офицеров (полковники и подполковники).

Движение колонн военнопленных на этом маршруте, по предварительным данным, должно продолжаться не менее двух часов.

Вторая часть колонны военнопленных пройдет от площади Маяковского по улицам: Большая Садовая, Садово-Кудринская, Новинский бульвар, Зубовская площадь, Крымская площадь, Большая Калужская улица, станция Канатчиково Окружной железной дороги.

По этому маршруту пройдет 15 600 военнопленных с продолжением движения колонн продолжительностью более 4 часов.

Колонны пройдут по фронту в 20 человек. Руководство движением колонн возлагается на командующего Московским военным округом генерал-полковника Артемьева.

По прибытии к пунктам погрузки военнопленные немедленно будут погружены в железнодорожные эшелоны для отправки в лагеря военнопленных…

Вечером 16 июля немцам раздали усиленный паек — кашу и хлеб с салом, потребовали привести себя в порядок и построиться в коробки по 600 человек с рядами по 20. Из ипподрома колонны направились в сторону улицы Горького, но неожиданно остановились. Из прилегающей улицы в голову передней коробки вывели группу немецких генералов, попавших в плен при разгроме группы армий «Центр», с орденами и медалями. Среди них находилось два командира корпусов и 17 командиров дивизий.

Германское воинство шло грязное, небритое, оборванное, страдающее от чесотки и педикулеза.

Нужно сказать, что сами немцы не догадывались о прогоне, некоторые даже считали, что их собрали в Москву для массовой казни или показательного расстрела.

Со слов генерал-майора ГРУ Генштаба ВС СССР Виталия Никольского, эта операция по переброске немецких военнопленных с Белорусских фронтов до лагерей называлась «Большим вальсом», с «протанцовкой» их по улицам Москвы.

Пройдет время, и в воспоминаниях многочисленных свидетелей той операции унижения немцев появятся нотки критики властей за этот акт явного невеликодушия. Все правильно — мы добры, отходчивы, человеколюбивы. Но нельзя забывать запах и окраску того времени. Еще шла война, и фронтовой ротапринт похоронок каждый день приносил печаль и горе в родительские и вдовьи дома, делая наполовину сиротами детей. Свежи в памяти москвичей и жителей Подмосковья были и те моральные, физические и материальные раны, которые оставили фашисты в регионе.

— По-всякому реагировали москвичи на проход колонны немцев, — вспоминала теща автора Тихонова Лидия Алексеевна. — Я стояла на улице Горького.

Москвичи заполнили тротуары. По середине улицы текли колонны немецких военнопленных. Создавалось впечатление, что конвой был каким-то многослойным. Ближе к тротуару шли солдаты с винтовками наперевес, а между ними и немцами цокали копытами лошади кавалеристов с карабинами за спиной и саблями в руках.

Одни люди застывали, как каменные, катая желваки, и злыми глазами глядели на военнопленных.