Снега Олимпа. Рассказы

Сук дернулся в ослабевшей руке, толчком развернув Гордина. Отворот плаща пересек грязный след удара.

- Видишь - он отомстил…

- Ира!

- Я. Спасибо эта палка тебя задержала, а то бы я совсем запыхалась. И куда ты бежал?

- Никуда.

Она кивнула, словно ждала такого ответа. Две-три капли скатились с прозрачного капюшона, светлыми бусинками осев в ее волосах. Сам плащик был небрежно расстегнут. Она стояла, сунув озябшие руки за пояс; на тугой ткани джинсов медленно проступали темные крапинки дождя.

- Промокнешь, - сказал он глухо.

- Взгляни лучше на свои колени.

- Пустое!

- Вот и я так думаю.

Оба замолчали. Ее глаза рассеянно и спокойно смотрели куда-то мимо Гордина.

- Дальние прогулки при любой погоде? - резко и с вызовом спросил он. - Мечты в одиночестве?

- Да. - Она перевела взгляд. - А что?

- Ничего. Я вот тоже решил прогуляться.

- Вижу.

- А ты, как всегда, ищешь свежих художественных впечатлений?

- Как всегда.

- Ясно! Осень, увядание, грусть. Живописно и трогательно, чем не сюжет? Что делать, праздников больше не предвидится. Все, точка.

- Праздник, - сказала она, как бы не замечая тона его слов. - Смешно. Праздник - вот…

Она выставила ладонь под мелко сеющий дождь.

- Щекочет… Я сюда шла просто так. Нет, ты прав не совсем. Впечатления, говоришь? Да, я хотела проверить. Листья летом - сплошная масса, листва; взгляду не до подробностей, все воспринимается слитно. А осенью каждый лист становится самим собой, когда падает. Грустно? Может быть, и так. Я смотрела, как они падают, а потом увидела тебя. Вот.

- Понятно. Читала, значит, в газетах…

- Читала. Глупо! Если что-то было, то уже не исчезнет. Все равно будет.

- Конечно. Вроде мамонтов.

- Мамонтов?

- Ага. Были - нет, только память осталась. И все.

- Ты уверен?

- В том, что вижу тебя, - да.

- Подожди… Мамонты. Что-то писали об инженерной генетике. Не так?

- М-м… Допустим. Может, мамонтов и воскресят в каком-нибудь двадцать первом веке.

- Вот видишь!

- Какая разница! Просто неудачный пример.

- Нет, почему же… Они красивые?

- Кто?

- Мамонты.

- А кто их знает… Лохматые, грязнющие, наверно. Не чета кошкам.

- При чем тут кошки?

- Так, вообще… Не знаю. А при чем тут мамонты?

- Это ты говорил о мамонтах.

- Ну и что? Мамонты-папонты, бродили по лугам, пили-ели, спали-жирели. «Пройдет и наше поколенье, как след исчезнувших родов». Слышала такую песенку?

- Нет. Странно… Другое странно.

- Что?

- Все! Знаешь, почему я здесь оказалась?

- Ты сказала.

- Кроме главного. Только что в студии жутко разругали один мой рисунок, и я… я сбежала.

- Кто не получал двоек…

- Не в этом дело! Просто… просто в том рисунке мне показалось, что мне кое-что удалось, свое. Выходит - нет.

- Ну, это еще ни о чем не говорит. У вас все зависит от вкусов: нравится - не нравится, не оценки - дым!

- Не совсем так, но пожалуй. И все-таки… Я вот что хотела спросить…

- Да?

- У тебя никогда не было ощущения, что тебе - именно тебе! - предназначено что-то выразить, осуществить… Никому другому, только тебе. И все остальное не важно.

- Бывало что-то похожее.

- И?…

- А кто его знает! Самообман, должно быть.

- Возможно, что и самообман. А все равно порой возникает такая отдаленность…

- Отдаленность?

- Да. Как бы это выразить… Будто ты не совсем принадлежишь себе, что-то надо беречь больше всего остального, чему-то не поддаваться, даже когда очень хочешь… Ну, словно кто-то тобой распоряжается. Не бывало так?

- Хм. - Гордин потер подбородок. - Не замечал такой мистики.

- Правда? Значит, ошиблась.

- В чем?

- Ни в чем! А у тебя метка…

- Какая метка?

- Да на лице! Ты потер подбородок, а рука у тебя измазана веткой, которую ты пытался согнуть. Я же говорила, дуб памятлив.

- Ну и черт с ним!

- Так ты сильней размажешь. Дай лучше я.

Достав платок, она неуверенным движением провела им по его мокрому, сразу и жестко закаменевшему от этого прикосновения лицу.

- Все. - Ее рука, помедлив, упала. - Знаешь, у тебя глаза… Не злые, нет…

- Какие есть, - буркнул он поспешно. - По вкусу их выбирать не умею.

- Да, конечно… Смерклось уже.

- Разве?

- Темнеет. Надо идти.

- Куда?

- Туда. - Она вяло мотнула головой. - Туда.

- Я провожу.

- Не стоит, мне еще надо побродить.

- В сумерках?

- А в сумерках цвет глохнет, это интересно.

- Да? Застегнулась бы все-таки…

- Мне не холодно, и дождь почти перестал.

- Это тебе так кажется… Постой!

- Стою.

- А то еще простудишься, шедевр не напишешь…

Досадуя на свои нелепые слова, спеша и путаясь, он кое-как застегнул неподатливые пуговицы. Она стояла с безучастным видом. Теперь в прозрачном пластике плаща ее фигура казалась обернутой в целлофан, незнакомой, чужой.

- Пока. - Она слабо помахала рукой. - Счастливо.

- Пока, - ответил он машинально, зная и не веря, что это все.

Он смотрел, как она бредет, удивляясь, и не чувствовал потери, ничего, кроме огромной отрешающей пустоты. Сумрак еще не успел ее скрыть, когда она, словно освобождаясь, рванула застежки плаща, и его откинутые полы обвисли, как подбитые крылья. Из-под них мелькнул белый комок забытого в руке и теперь выпавшего платка.