Завстройотделом Чинилкин на допросах показал, что постоянного состава рабочих нет, бригады сборные, из разных цехов подрядчика. Чекисты их фактически не проверяли, вся ответственность лежала на заведующем стройотделом. Он заверял имена и специальности рабочих в общем списке, по которому комендатура Кремля выдавала месячные пропуска для ускоренного входа в правительственную резиденцию. Все меры охраны были сведены лишь к тому, что в здание рабочие поднимались по наружным строительным лесам, сразу же попадая в ремонтируемые помещения. На лесах располагался часовой, проверявший пропуска и следивший за тем, чтобы не выносились никакие вещи. Допускалась лишь доставка строительных материалов и стройинвентаря. Внутри помещений днем и ночью дежурили по три чекиста из комендатуры Кремля. Один ходил по передним комнатам квартиры, другой – по коридору, третий наблюдал за задней комнатой и кухней.
Однако чекистское расследование ни к чему не привело. Сестра Ленина, Мария Ильинична, осмотревшая содержимое шкафов, подвергшихся взлому, о пропаже чего-либо не заявила. Осмотр показал, что «характера перерытости не было». В общем, кто-то вскрыть-то шкафы вскрыл, но ничего не взял или не успел взять. И шкафы чекистами были опечатаны. Применить дактилоскопию главный чекистский следователь Фельдман не смог – все возможные следы уничтожили многочисленные осмотры взломанных шкафов. В итоге «громкое» дело потихоньку прикрыли. Арестовать всех рабочих, участвовавших в ремонте ленинской квартиры, руководство ГПУ не решилось: политический ущерб при огласке ЧП в квартире вождя не шел ни в какое сравнение с поимкой взломщика-неудачника (или взломщиков). Но Ивану Чинилкину и еще ряду ответработников управления делами ВЦИК, как и сотрудников комендатуры Кремля, впоследствии это обойдется дорого. Но впоследствии.
Вот о чем разглагольствовал хмельной Климов в веселой компании. Чекистского уха, к его счастью, в ней не оказалось, а вот германское ушко нашлось. Так у немецкой разведки появился перспективный, по ее мнению, источник. Однако довольно скоро разведчикам Третьего рейха стало понятно: насчет перспективности Климова они погорячились. Мелкотравчатый получился агент, трусливый, ненадежный. А в конце 1938 года и вовсе пропал.
Всплыл Климов в сентябре сорок второго года в Минске. Явился в гестапо с сообщением о высокопоставленном чекисте. Опознал на минской улице, но выследить не сумел, точнее, побоялся. А свела их судьба впервые совершенно случайно: в 1938 году Климов несколько раз видел его среди сотрудников центрального аппарата НКВД, приезжавших по служебным делам в управление делами ВЦИК. Какую должность занимал чекист, какое звание носил в то время, этого Климов сказать не мог, но клялся и божился, что не ошибается. Он и в минское гестапо прибежал с детским лепетом: мол, большого чекиста из Москвы на улице встретил. Фамилию не знаю, но видел в самом Кремле!
Климов ни за что бы не сунулся с этим в гестапо, кабы не крайняя нужда.
Когда он, испугавшись разоблачения, скрылся из Москвы, пришлось изрядно помотаться по стране. Но где приткнешься? К новому человеку везде вопросы. Тем более, у органов НКВД. И Климов подался на запад, в надежде перебраться в Польшу. Были там кое-какие родственные зацепки, старые, седьмая вода на киселе. И предполагать не мог Климов, что как раз на западе заварится в это время такая каша: вначале Западная Белоруссия и Западная Украина «триумфально» будут присоединены к СССР, а потом Гитлер начнет войну с Польшей, и обстановка на границе и в приграничной зоне станет такова, что не Климову туда соваться.
В общем, удалось осесть в Минске у одной бабенки сомнительных занятий. Позже сожительница посодействовала, через уголовную шантрапу, выправить сожителю удобоваримые документишки на чужое имя. Климов устроился на невзрачную работу в мелкую заготконтору, попутно промышляя спекуляцией и сбытом краденого. А куда деваться? С кем поведешься…
Ожидание войны с Германией носилось в воздухе. И Климов на что-то надеялся, сам не зная на что.
Двадцать второго июня и вообще залег на дно, загодя раздобыв «белый билет» – липовую справку об инвалидности. Когда на минских улицах заскрежетали гусеницы танков вермахта, а после появились расклеенные чуть ли не на каждом столбе и афишной тумбе первые распоряжения новой власти, тут Климов затылок почесал изрядно. Растерялся. Ведь как всё виделось-то: заслуги зачтутся! Но оккупационные власти с населением не церемонились. И Климов понял, что ему очень сложно будет объяснить бегство из Москвы. Пожалуй, даже сложней, чем – не приведи, господи! – в НКВД. Получалось, что дал деру и от своих тайных хозяев. О-хо-хо… В мирной-то обстановке что большевички, что германцы чикаться с ним не стали бы, а уж нынче…