Снеговик

Ракель вышла из квартиры Харри. Была уже почти полночь. Мелкий бесшумный дождик, оседая на асфальт, блестел под светом фонарей. Она свернула на улицу Стенсберггата, где стояла ее машина. Села за руль и уже было завела мотор, как вдруг заметила на лобовом стекле записку, написанную от руки. Она открыла дверь, достала ее и попыталась прочитать почти смытые дождем буквы:

«Мы скоро умрем, шлюха».

Ракель сжалась, оглянулась по сторонам, но на улице не было ни души, кругом теснились пустые машины. Может, еще на какой-нибудь есть такая же записка? Присмотрелась, но ничего не увидела. Наверное, это случайность: никто не знал, что ее машина стоит тут. Она открыла окно, выкинула бумажку. Завела мотор и вырулила на дорогу.

Добравшись почти до начала Уллеволсвейен, она вдруг почувствовала, что на заднем сиденье кто-то есть. Взглянула в зеркало и увидела мальчишеское лицо. Не Олега, а чужое, незнакомое. Ракель резко затормозила, оставив черные следы шин на асфальте. Ей кто-то гневно трижды просигналил. Тяжело дыша, она еще раз посмотрела в зеркало. Там отражалось только испуганное лицо парня, что сидел за рулем машины, ехавшей позади нее. Вся дрожа, Ракель снова завела мотор.

Эли Квале как приклеенная стояла в прихожей с зажатой в руке телефонной трубкой. Даже в страшном сне ей бы не приснилось ничего подобного!

Только когда Андреас окликнул ее во второй раз, она пришла в себя.

— Кто звонил? — спросил он.

— Никто, — ответила она. — Ошиблись номером.

Когда они уже легли, она хотела прижаться к нему и не смогла. Не смогла себя заставить. Ее будто вываляли в грязи.

— Мы скоро умрем, шлюха, — произнес голос по телефону. — Мы скоро умрем, шлюха.

Глава 19 День шестнадцатый. Телевизор

Когда на следующее утро следственная группа встретилась в кабинете Харри, оказалось, что из семи вошедших в список Катрины Братт людей, которые разговаривали с Ветлесеном в день убийства, сотрудничать отказался только один.

— Арве Стёп? — хором произнесли Бьёрн Хольм и Магнус Скарре.

Катрина Братт многозначительно промолчала.

А Харри сказал:

— Я разговаривал по телефону с адвокатом Кроном. Он ясно дал понять, что Стёп не желает отвечать на вопрос относительно своего алиби. И на другие вопросы. Мы, конечно, можем его арестовать, но у него есть полное право никаких показаний не давать. Единственное, чего мы добьемся, — оповестим весь мир, что Снеговик жив и по-прежнему на свободе. Хотелось бы знать, с чего это он вдруг онемел? Комедию ломает или ему вправду есть что скрывать?

— Но звезда, суперизвестный человек — и вдруг убийца? — недоумевал Скарре. — Да быть такого не может!

— О. Джей Симпсон[3], — выпалил в ответ Хольм. — Роберт «Беретта» Блейк[4], Фил Спектор[5], отец Марвина Гэя[6].

— Да кто таков этот Фил Спектор?!

— Давайте быстренько ваше мнение: есть Стёпу что скрывать или нет. Не думая, валяйте. Хольм!

Бьёрн Хольм почесал свои котлетообразные бакенбарды:

— Подозрительно, что он на конкретный вопрос не хочет отвечать. Видать, связан-таки со смертью Ветлесена.

— Братт?

— Мне кажется, Стёпа только забавляет, что он находится у нас под подозрением. Его газета ничего об этом деле рассказать не может, зато нынешняя ситуация укрепит его имидж «аутсайдера», мученика за правду.

— Точно! — подхватил Хольм. — Я поменял мнение. Он бы не стал так рисковать, кабы и впрямь был виновен. Он спит и видит оказаться в центре сенсации.

— Скарре?

— Блефует он. Это просто чушь. Любимая игра либералов в права личности и все такое.

— Ну ладно, — сказал Харри. — Допустим, вы правы и он не врет. Тогда нам надо попытаться выкинуть его из дела, причем как можно скорее, а самим двигаться дальше. Можем мы выяснить, кто находился с ним во время убийства?

— Можем, — ответила Катрина. — Я звонила одной знакомой, девчонка работает в «Либерале». Она сказала, что за пределами редакции Стёп не слишком общительный малый и время в основном проводит в квартире на Акер-Брюгге в гордом одиночестве. Если не приводит к себе женщин, конечно.

Харри посмотрел на Катрину. Она напоминала ему чрезмерно усердного студента, который вечно опережает профессора на целый семестр.

— Значит, дамочки к нему залетают стаями? — усмехнулся Скарре.

— По отзывам моей подруги, Стёп большой проказник по этой части. Как только она сама попала в его поле зрения, он дал ей понять, что, если она хочет оправдать его профессиональные ожидания как журналист, ей придется раздвинуть ноги.

— Вот сукин сын! — фыркнул Скарре.

— Да, она того же мнения, — подтвердила Катрина. — Но как бы то ни было, теперь она журналист до мозга костей.

Хольм и Харри хохотнули.

— Спроси у нее, может, она назовет парочку его подружек, — попросил Харри, вставая с места. — А потом позвони, пожалуйста, другим служащим редакции и задай тот же вопрос. Пусть чувствует, что мы дышим ему в затылок. Ну, погнали.

— А ты? — спросила Катрина, оставаясь на месте.

— Что «я»?

— Ты-то нам не рассказал, как ты считаешь: врет он или нет.

— Ну, — улыбнулся Харри, — во всяком случае, не все, что он сказал, было правдой.

Все уставились на него.