Снеговик (СИ)

— Впервые вижу, — что я всех знать обязана? Знаю, кто подо мной проживает, и ладно, да и то, потому что потоп им устроила пару лет назад.

— Ну, конечно, дальше собственного носа и не заглядывала, — вижу Анна Степановна рассержена. Из-за Айса, точно! И чего так прикипела к мерзавцу? — как, жить-то будем?

— Как жили, тихо, мирно, спокойно… — и тоскливо, продолжаю мысль, но не вслух…

* * *

Спустя неделю, звонок. Вижу, высветилась Ирина Смирнова, трубку брать не хочется, но она настойчива, отвечаю,

— Алло!

— Добрый день, Марина, куда пропала? — интересно, что она подумала, когда я с банкета так красиво ушла?

— Не пропала, работаю. У меня аврал, учебный год закончился, в учебниках по уши зарылась.

— Понимаю, — сочувственно, а дальше по делу, — тут у нас на волне сенсаций весь тираж твоей «Марианны» разошёлся за неделю, хотим запустить ещё одну партию вдвое больше, — и никаких вопросов: что? Почему? Умная тётка, тактичная, — ты, как? Не против?

— Зачем спрашивать? В договоре же сказано, что издательство принимает решение об увеличении тиража единолично, и все права на книгу у вас.

— Директор внёс со своей стороны новый пункт.

— Какой?

— Права у тебя. И финансовая часть изменилась. За исключением технических расходов, вся прибыль от реализации твоя. Так что готовь кошелёк, туда очень скоро капнет приличная сумма.

— Широкий жест, ничего не скажешь! — новую игру затеял.

— Ну так что? Запускаем удвоенный тираж?

— Запускайте! Я ж, талантливый автор! — весь сарказм, на какой способна, включила.

— Не надо, Мариш! Что бы между вами ни случилось, знай, автор ты талантливый. Крылов в бездарь бы не влюбился… — слово-то какое ввернула: влюбился!

Если бы, Ира! Если бы этот Айсмен, этот ледяной человек мог влюбиться, в кого-нибудь кроме себя… Ну, или какой-то Натальи…

Глава 49

А тут ещё Баба Нюра с новостями,

— Намедни видела Витьку!

— Какого Витьку?

— Да автослесаря Витьку — Айсова друга, — втолковывает, а я уж и забыла, как того мужика звать, — говорит, это он его подбил на дурное дело, раскаивается. А Аркашка тогда не хотел, а потом вообще, разболелся на этой почве, чуть с ума не сошёл. Голову пришлось лечить!

— Опять розыгрыш…

Дождёшься, — пугает, — свихнётся мужик! Что ребятёнку потом скажешь? — прости дитятко, что батьку твоего родного дурачком сделала!..

* * *

Через неделю Ирина туда же,

— Марин, я прочла «Снеговика», не хочешь финал дописать?

— А, что там не дописано? По-моему, всё предельно ясно.

— Ничего не ясно, слепила второго в марте, он растаял, лужа высохла, и всё?

— И всё…

— А, поискать-то не надо что ли? Пропал мужик, и фиг с ним?

— Пропал? Куда?

— Кто бы знал?! В прошлый раз хотя бы я была в курсе, что жив, а теперь, вообще, никому не сказал! — и я уже не пойму, мы про книгу или про реальность.

— Что, всё бросил и исчез?

— Сначала секретаршу уволил, — значит, про реальность.

Господи, как же он меня вымотал! Полгода живу, как на пороховой бочке! И, главное, по-другому уже не могу! Вот, куда он провалился?! Все в поисках! Баба Нюра всю плешь проела, коря меня за жестокосердие, Инесса бедняга пострадала от любви, да ещё и выгнал, теперь Ирина места себе не находит! Весь женский род помешался на Аркадии Крылове!

— Что ещё скажешь? — хоть бы мысль какая в голову забрела, куда он подевался.

— Жёлтая пресса жужжит вовсю, ты в курсе?

— Моды не имею, читать подобное.

— А зря! Там только и пишут, что какая-то замухрышка, пардон, не мои слова, свела с ума одного из самых завидных женихов литературного бомонда, и он ушёл в монахи!

— Даже так?!

— Ну, или что-то, вроде этого, я тоже не любитель подобного чтива, но по работе приходится.

— В, монахи, говоришь?.. Ну это вряд ли. С его-то харизмой? В монастыре не дураки, он там любую молитву превратит в фарс. Разве что в послушники, да и то сомневаюсь… не возьмут…

— Марин, ты издеваешься?! — похоже, на нервах, — не в моих правилах совать нос в чужие дела! Впервые нарушаю. Аркаша двинулся на тебе, неужели не понятно? Чего вы там не поделили, не знаю, уверена, что это он облажался! Но все уже прекрасно поняли, что за твоей детской непосредственностью скрывался крепкий орешек! Считай, ты его сделала, может, пора простить?

— Он уже не раз облажался…

— У тебя есть на примете идеальный? Может, познакомишь? А то, живу на земле почти полвека, и ни разу не видела! — потом, вдруг спрашивает, уже совсем без пафоса, — ты его не любишь?

И я молчу, борюсь с этим, и проигрываю, потому что ответ прост и его не обойти и не проигнорировать,

— Люблю…

— А, чего ждёшь? Когда потеряешь?

— Потеряла уже… Разве нет?

— Вот если бы он тут сейчас порхал в своей манере, да сотрудницам глазки строил, креативными идеями сорил направо и налево, я бы не позвонила. А раз исчез, не потеряла.

— Оригинальная логика…

— Спрятался ото всех, значит ему плохо. После новогодних каникул почти месяц ждали, вернулся страшнее атомной войны, тоже твоя работа?

— Наверное…

— Куда мог подеваться? — пока разговаривали, я уже голову сломала, но не настолько его знаю, чтобы был большой выбор вариантов,