Читаем Снесла Баба Яга яичко полностью

– Поедем с ней в Прагу и сожжем в крематории.

– Это должна решать Пупина дочка.

– Да ей на все плевать!

– Короче говоря, у нас большие проблемы.

– Боже, ну что я за дура! И как меня угораздило в это вляпаться! – бубнила Беба, даже не думая о том, что точно так же вляпалась и Кукла.


Дамы шли довольно быстро и даже не замечали, что весь город утопает в розовых сумерках. В лучах тяжелого парчового заката зарумянилась местная речушка и роскошные фасады домов. Оконные стекла перебрасывались золотистыми отблесками. Кроны деревьев тонули в позднем предвечернем покое и испаряли густую, пьянящую дымку.

Погруженные в разговор, Беба и Кукла все ходили и ходили по улочкам, как вдруг увидели нечто такое, что заставило их остановиться как вкопанных. Обе замерли на месте, раскрыв рты. Перед ними возникло гигантское яйцо! Именно так – «возникло», словно сам перст судьбы подкатил его откуда-то, да так, что Беба и Кукла чуть не уткнулись в него носами. Точнее, перед ними была большая витрина, а в витрине стояло гигантское деревянное яйцо! Они видели такие яйца: в их натуральную, яйцовую величину, подобные деревянные игрушки можно было встретить на загребских рынках, где они, доехав из России, Украины, Польши, валялись на прилавках вместе с русскими лакированными шкатулками, ложками и деревянными матрешками.

– Господи Иисусе, прямо какой-то Кинг-Конг из мира яиц! – почти набожно сказала Беба.


Яйцо было расписано блестящими яркими красками по мотивам флоры и фауны. Глаза Бебы и Куклы скользили по цветочным лугам, над которыми порхали крупные, как вертолеты, бабочки, по полям, усыпанным красными маками, синими васильками и золотой пшеницей, и терялись в зарослях ползучих растений, папоротников и деревьев, на ветках которых раскачивались обезьяны и птицы. Под одним кустом расположилась заячья семья, под другим – Адам и

Ева, под третьим – серны и олени. Яйцо опоясывали заросли зрелой малины и ежевики, под ними грибы. По шляпкам грибов прогуливались улитки и ползали божьи коровки. Местность, покрытая водой, была особенно впечатляющей: здесь на роскошных кувшинках отдыхали лягушки, из камыша выглядывали болотные птицы, а у самого дна важно плавали крупные рыбы. Под конец глаза Бебы и Куклы остановились на высокой пальме, в ее скромной тени отдыхал верблюд. Над верблюдом, в воздухе, парила яичная скорлупка, в которой, как в лодке, сидела немногочисленная семья: женщина, двое детей и мужчина с очками на носу и кистью в руке. Одним словом, это был райский сад, изображенный художником-любителем. Тип в очках и с кистью был, несомненно, автором этого грандиозного произведения. Яйцо было составлено из двух половинок, а металлические петли и роскошный замок с крюком в центре говорили о том, что оно открывается на манер сундука.

Но это было еще не все. Вокруг гигантского яйца-прародителя были разбросаны маленькие яички в натуральную величину: деревянные пасхальные писанки, хрустальные яйца «Swarovsky», удачные и менее удачные имитации знаменитых яиц Фаберже, новые серии яиц в стиле того же Фаберже. Яички, разбросанные вокруг главного яйца, бросали волшебные отблески голубоватых, фиолетовых, золотых, золотисто-зеленых, хрустально-белых, молочно-серебристых тонов – а все вместе производили такое впечатление, что у того, кто на них смотрел, перехватывало дыхание.


Сам магазин носил недвусмысленное название «Новый русский» и внутри больше походил не на магазин, а на художественную галерею. Стены были белыми и почти пустыми. Только две или три большие художественные фотографии в рамах, изображавшие, естественно, яйца. За элегантной белой стойкой сидела молодая девушка, у нее за спиной стояла застекленная белая витрина с экспонатами.

– Сколько стоит большое яйцо, то, что в витрине? – спросила Беба у девушки по-английски.

– К сожалению, оно не продается, – любезно ответила девушка.

– Зачем вы тогда поставили его в витрину?

– Для рекламы, чтобы привлечь внимание.

– А сколько бы оно стоило, если бы продавалось?

– У нас не магазин сувениров. У нас специализированная галерея, – тянула девушка.

– Какая у вас специализация?

– Яйца.

– А те, другие яйца, они продаются?

– Продаются.

– Сколько стоит этот «Петр Великий»?

– Три тысячи пятьсот.

– Чего?

– Долларов. Наши покупатели – это в основном русские.

– Богатые русские?

– Ну да, – улыбнулась девушка.

– А сколько стоит «Czar Alexander Caviar Bowl»[52]? – читала Беба этикетки с витрины.

– Шесть тысяч долларов.

– А настоящее яйцо Фаберже?

– Лучше и не спрашивайте! – сказала девушка дружелюбно.

– А все-таки, если бы то большое яйцо продавалось, сколько бы оно могло стоить?

Девушка смотрела на дам с изумлением.

– Вы русские?

– Нет, но мы хотели бы купить это русское яйцо!

– На самом деле оно не русское, – сказала девушка. – Это работа нашего местного мастера Карела.

– Карела Готта[53], – проворчала Беба себе под нос.

– Откуда вы его знаете?

– Нет, мы его не знаем. Я просто так сказала. Карел Готт, Золотой Соловей. Это давно было.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Классическая проза / Проза