Снесла Баба Яга яичко

«Роман „Роза пустыни“ Бояна Ковача разочарует тех, кто думает, что это произведение Ковача как-то связано с „Розой пустыни“ Стинга и Чеба Мами или с популярными любовными романами, — было написано в рецензии. Кукла понятия не имела, кто такие Стинг и Чеб Мами, их имена звучали для нее угрожающе, но продолжение рецензии ее подбодрило. — „Роза пустыни“ — это крупнейшее литературное событие на хорватской литературной сцене за последние пятнадцать лет, если не больше, — говорилось в рецензии. — Это книга, которая обеспечивает своему слишком рано ушедшему автору-классику право на вторую жизнь и место на самой вершине хорватской литературы. Роман с необыкновенной структурой, которая напоминает розу, сложился из примет своего времени, из биографий маленьких людей, из реальности и снов, из эссеистических и беметристических фрагментов, разрабатывающих тематику событий нашего недавнего военного прошлого, из эпизодов хорватской действительности, как современной, так и периода Второй мировой войны. Этот роман, пришедший к нам из творческого наследия автора, жившего в тени, вдалеке от освещенной литературной сцены, хороший урок нынешним создателям быстрорастворимых литературно-развлекательных продуктов. Эта необычная книга производит впечатление одинокой розы, распустившейся в хорватской литературной пустыне».

А «Вечерние новости» сообщали, что рецензия на «капитальное произведение Бояна Ковача» появится в ее воскресном выпуске, кроме того, один еженедельник рекламировал роман как «шедевр хорватской литературы, достойный сравнения с романом Маркеса „Сто лет одиночества“».

— Бла-бла-бла, — пробормотала Кукла и вышла из Интернета. Проходя через лобби отеля, она увидела в кафе Бебу в обществе какого-то пожилого господина. Беба махнула ей рукой и пригласила к ним присоединиться. Кукла отказалась, она обещала Пупе вывезти ее в коляске на прогулку. Перед ужином им обеим будет полезен свежий воздух…

А мы? Мы идем дальше.

Человек мечтает о славе
и в жизни высокой позиции,
Истории нужно одно —
удачная композиция.

7

Арнош Козени любил «Гранд отель N». Для Арноша Козени он был даже не отелем, а метафорой взаимодействия человека с другими людьми. Отель стоял на своем месте, все остальное менялось: времена, моды, политические режимы, люди. Комнаты отеля стали ушами, через которые прошли тысяча и одна человеческая история. И ни одна из них не была оконченной: это был волнующий отзвук человеческих жизней. Сидя в лобби, Арнош Козени часто на миг закрывал глаза и прислушивался. Он возвращался в детство, к тому моменту, когда впервые повернул ручку настройки на радиоприемнике и услышал, как звучит мир: шумы, разные языки, тона, звуки. А когда он открывал глаза, ему казалось, что он держит в руке невидимый переключатель телевизионных каналов. Звук чаще всего отсутствовал, и Арнош Козени останавливался взглядом на какой-нибудь сцене: двое мужчин, что-то обсуждающие возле стойки портье; толстяк, читающий газету напротив него и попивающий коньяк; молодая пара в ресторане, контуры которой отражаются в стеклах; расторопный персонал отеля, спешащий к входу навстречу какой-то важной персоне; важная персона, входящая в отель и, не оглядываясь по сторонам, направляющаяся к портье. Арнош рассматривал крупным планом жест, движение, деталь, тень, чью-то руку, чью-то улыбку, луч солнца, неожиданный блеск чьей-то вставной челюсти, мочку уха с серьгой, женский каблук, линию ноги, губ, кофейную чашечку со следами помады. Арнош Козени читал знаки, сигналы и жесты так же, как в молодости читал книги, с абсолютным вниманием и абсолютным наслаждением. И это чтение наполняло его таким же, как и прежде, юношеским волнением.