Снежить

– Ты выяснила то, что хотела? – спросил Гальяно, аккуратно ставя чашку с недопитым чаем на застеленный шкурами пол.

Она молча кивнула, потянула Веселова за рукав прочь из чума.

– И что?

– По дороге расскажу.

Чернов

Если бы он не держал руки в карманах, то, возможно, успел бы сбросить с себя эту хрень. Сначала, в первый момент, когда из темноты выступило это… чудо в перьях, Чернов просто растерялся. Мозг отказывался считать реальностью человека в ритуальной шаманской маске. Но шамана в существе он все-таки признал безоговорочно. Подумалось, что это кто-то из местных. Или вообще какой-нибудь аниматор из Хивуса. Мало ли какие тут у народа развлечения! Может, детишкам вместо Деда Мороза выписывают шамана.

Человек двигался плавно, словно парил над землей. Из-за маски – перьев, висюлек и прочей дребедени – лица его было не разглядеть. Зато можно было разглядеть веревку, простую кожаную веревку с костяной фигуркой медведя на свободном конце.

В голове включилась сирена. Жаль только, руки не поспели за мозгом… Шаман сделал быстрое, едва уловимое движение, и веревка оказалась у Чернова на шее. Нет, не веревка – тынзян. Проклятый шаманский тынзян…

Горло перехватило, словно со всей силы врезали под дых, в глазах заплясали искры, в уши ворвался гул голосов. Последнее, что Чернов почувствовал, был холод, а потом ему стало все равно…

…Холод рвался под одежду, острыми когтями терзал грудь, звенел на шее серебряными бубенцами, вымораживал душу. Остаться без души не хотелось, и Чернов открыл глаза.

Сначала он увидел небо. Черный лоскут бархата где-то высоко над головой. Подозрительно высоко… Потом взгляд упал на почти отвесную ледяную стену. Лед был кругом, он искрился в свете луны, он был белым и чистым.

Остальные анализаторы включились все разом.

Серебряные бубенцы здесь, в этой ледяной реальности, оказались не такими звонкими. Они громыхали и клацали, словно звенья железной цепи. Он еще не осознал до конца, но руки уже сами нащупали на шее ошейник и цепь.

Приплыли… Куда же они, черт побери, приплыли?

Цепь дрогнула и натянулась с такой силой, что Чернова сшибло с ног, поволокло. Обеими руками он ухватился за цепь, уперся пятками в землю, стараясь замедлить это неспешное, но неотвратимое скольжение. Это даже удалось. Надолго ли? Неважно. Выигранного времени и яркого света луны хватило, чтобы увидеть того, кто оказался на другом конце цепи…

Медведь был огромный. Почти такой же большой, как тот, что нынче по пятам ходил за Веселовым. Вот только медведь Димона был мертвый, а этот живой. Он смотрел на Чернова с легкой заинтересованностью. Пока еще во взгляде маленьких черных глазок не сквозило гастрономического интереса, но в том, как дергалась шкура на холке, чувствовалось нарастающее раздражение. Передней лапой зверь пытался сорвать с шеи железную удавку. И тогда цепь, которой они оба были скованы, натягивалась.

Не то чтобы Чернов испугался. Увиденное было настолько сюрреалистичным, что просто не укладывалось в голове. Зато в голове укладывались затихающие, но пока все еще отчетливые голоса. Один из этих голосов был громче и сильнее, в нем слышалось торжество.

– Мой… Скоро будешь мой… человек-медведь. Сильный, бесстрашный… Мой…

А вот теперь точно приплыли! Шаман – это одно, медведь – второе, а голоса в голове – это уже из психиатрии. Или, что гораздо хуже, из местного фольклора. Сейчас мишка глянет на него белым глазом, и все окончательно встанет с ног на голову.

Мишка не глянул, мишка снова мотнул башкой, и Чернов едва удержался на ногах. Теперь он знал, с кем ему предстояло иметь дело, оставалось понять, где он оказался. По чьей вине – дело десятое. Сейчас самое главное – выжить, продержаться, пока не подоспеет подмога. В том, что помощь придет, он почти не сомневался. Надо же верить хоть во что-то в патовой ситуации. А пока нужно осмотреться и подготовиться.

Это место было похоже на гладиаторскую арену. Огромную, ледовую арену. Зрители где-то там, далеко вверху, на краю черного неба, а противник тут – на другом конце цепи. Ему бы оружие… Хотя бы «глок» Волкова. «Глок» решил бы часть его проблем. Но оружия нет, а голыми руками не хочется. Да и глупо. Самоубийственно глупо…

Медведь тихо рыкнул, и рык его тут же подхватило эхо, закружило по ледяной воронке, вытолкнуло в небо. Руки замерзли, пальцы, которыми Чернов удерживал цепь, онемели. И шапки нет. Пропала шапка, пока он валялся в отключке. А мороз крепчает. Здесь, на ледовой арене, нет ветра, но от этого не легче. Сколько сейчас? Градусов сорок пять? Долго он продержится? Даже без медведя на поводке долго ли?

Медведь устал. Он снова дернул башкой и улегся прямо на снег, но глаз с Чернова не сводил. Отвязаться бы, стянуть эту чертову цепь, ломануться вверх по ледовым лестницам амфитеатра, но не выйдет. А волочь за собой зверя контрпродуктивно. Ишь, словечки какие в голову лезут перед финальной битвой…