Снежная девочка

Глава 31

Сама о том не подозревая, печаль кружит среди равных себе.

Мирен Триггс

1998

Профессор Шмоер помогал мне в течение нескольких часов, пока я искала в интернете информацию о Джеймсе Фостере, человеке, арестованном за похищение Киры, и его жене. Он также давал мне объяснения, пока я бегло просматривала содержимое его компакт-диска, пытаясь, по-видимому, не чувствовать себя одиноко. С тех пор как я поделилась с ним опасениями по поводу подозреваемого, он выглядел несколько взволнованным и нервным, на смену воодушевлению пришла задумчивость – скорее всего, он размышлял, что делать дальше.

Дождавшись, пока загрузится допотопный сайт регистрации актов гражданского состояния, – выглядело это так, будто кто-то крутит педали, – мы наконец-то получили доступ к открытым данным о семейном положении задержанного. В штате было почти четыреста Джеймсов Фостеров, но только сто восемьдесят имели почтовый индекс, относящийся к центру Манхэттена. Дата его рождения была указана в досье Меган, и мы нашли данные о его семейном положении после получаса сверки каждого имени с его ссылкой, которая после просмотра окрашивалась в фиолетовый цвет.

Джеймс Фостер был женат на некой Маргарет С. Фостер, и профессор прошептал «эврика», обнаружив, что она была ровно на год моложе его. Моя гипотеза становилась все весомее. Если все это правда, значит, я наткнулась на важную информацию раньше многих других. Возможно, я даже могла бы исключить его из числа подозреваемых раньше полиции – те наверняка будут допрашивать его до истечения положенных семидесяти двух часов, а затем посадят за попытку похищения девочки в центре – и пусть даже это благонамеренная ошибка, это значит, они временно прекратят поиски Киры. Я не совсем понимала, чем мне поможет тот факт, что в его случае обвинение в растлении малолетних обусловлено строгим толкованием закона, но разум твердил: сначала нужно удостовериться точно. Не кто иной, как профессор Шмоер объяснял нам, что журналистские расследования – дело небыстрое. Когда команда решала взяться за какую-то тему, могли пройти месяцы, порой даже годы, прежде чем их расследование увидит свет, и у них были готовы несколько набросков: продвигаясь вперед шаг за шагом, они вставляли каждую крошечную шестеренку в сложные швейцарские часы, которые в итоге точно указывали время, и статья зачастую имела непредвиденные последствия. Сначала они разрабатывали одну версию, пока она полностью не исчерпает себя, а затем переключались на другую, осушая озеро догадок в поисках скрытого чудовища. Этим чудовищем была правда, часто болезненная, часто незначительная, часто настолько простая и элегантная, что она напоминала знаменитое уравнение старого ученого.

– Как мы можем выяснить, что именно Маргарет С. Фостер была предполагаемой жертвой Джеймса, профессор? – спросила я в растерянности.

– Зови меня Джим, пожалуйста. Не знаю, почему ты всегда называешь меня профессором.

– Не хочу, чтобы ты перестал им быть. Я бы не хотела, правда. Это… мой любимый предмет.

– Как насчет техники интервьюирования? Я слышал, ее преподает легендарная Эмили Уинстон.

– Она такая зануда. Твердит до тошноты, как хороша она была в «Глобусе». Весь предмет о ней и о сотнях ее интервью. И, по правде говоря, не думаю, что она так уж хороша. Да, она добывает информацию, но та не всегда имеет отношение к делу. В последней статье, которую я читала, она брала интервью в тюрьме у обаятельного серийного убийцы женщин, и знаешь, чего она добилась? Убийца показал ей письма, которые получал от поклонниц, и свои ответы. Она написала прекрасную статью, сопроводив ее замечательными фотографиями, о том, как чудесно он переписывается с десятком своих поклонниц и как сильно заботится о них. Я уверена, после этой статьи нашлась хотя бы одна женщина, которая начала восторгаться тем, какой он красивый и какой внимательный. Не знаю. Не думаю, что представлять преступников в хорошем свете – лучший путь для журналистики.

– Но даже если они преступники, они все равно люди.

– Некоторые из них – монстры, – сказала я серьезно и категорично, – и никакая статья этого не изменит.

Он кивнул и привычным жестом поправил очки указательным пальцем. Затем Шмоер на некоторое время замолчал, и я поняла, что мой гнев не остался незамеченным.