Снежная королева

Он порылся в позолоченном шкафу, отыскал там стопку одежды, в которой впервые явился во дворец, и бережно разложил вещи на мягком ковре; там были даже те бусы, которые он купил себе на следующий день после прибытия в Карбункул. Там была и его флейта... Он отложил флейту в сторону, снял свой роскошный наряд и надел широкие грубые штаны и яркую пеструю рубаху, которая отлично сочеталась с дешевыми бусами. Он одевался тщательно, словно уже готовился к совершению ритуала. Потом взял с полки медаль, некогда принадлежавшую его отцу, и надел ее на шею. Потом осторожно подобрал с ковра флейту и, усевшись на краешек роскошной кушетки, поднес флейту к губам и снова опустил, почувствовав вдруг, что во рту от волнения пересохло так, что играть было совершенно невозможно. Он сглотнул; постепенно стук в висках стих. Тогда он снова взял флейту, закрыл пальцами нужные отверстия и подул. Дрожащий пронзительный звук затрепетал в воздухе — словно некий дух не в силах был сдержать своего изумления, обнаружив вдруг, что вырвался из оков молчания, которые считал вечными. В горле все еще стоял комок, дышать было трудно, и Спаркс снова сглотнул; в голове его роились мелодии, рвавшиеся на простор. Он заиграл — неуверенно, неловко перебирая пальцами, стараясь слушаться памяти, но порой фальшивые звуки все-таки резали ему слух. Постепенно пальцы потеплели, стали ловчее; волшебная влага мелодии, сладкая и прозрачная, вновь полилась из того источника, который он хранил в сердце, увлекая его в тот мир, который, как ему казалось, он потерял навсегда. Ариенрод пыталась отравить радость от его последней встречи с Мун, отнять у него даже это, как уже отняла у него способность восхищаться прекрасным, тем, что не имело отношения к ней самой. Но у нее ничего не вышло. Страсть и вера Мун были столь же чисты, сколь чиста была эта музыка, и воспоминания о ней смывали с души позор, излечивали любые раны, исправляли все совершенные ошибки...

Спаркс поднял глаза — музыка и очарование исчезли, едва в двери загремел замок. Дверь распахнулась, и прямо перед ним возникли две фигуры в плащах с низко надвинутыми на лица капюшонами. Один человек двигался как-то неестественно медленно. Вошедшие быстро закрыли за собой дверь.

— Здравствуй, Спаркс, Покоритель Зари, сын Лета...

Спаркс напряженно вглядывался в них, пытаясь зажечь дополнительный настенный светильник.

— Что вам угодно? Мое время еще не пришло...

— Пришло... после двадцати-то лет. — Первый человек, тот, что двигался легко, вышел вперед, в круг света от лампы, и сбросил с головы капюшон.

— Кто вы? — Спаркс увидел перед собой мужчину лет тридцати пяти, инопланетянина. Сперва ему показалось, что это уроженец Харему, но почему-то с более светлой кожей и более округлым лицом, к тому же весьма крупного. Лицо его... кого-то оно напоминало ему...

— Нам давно уже пора встретиться с тобой, Спаркс, ведь больше двадцати лет прошло. Вот только хотелось бы, чтобы обстановка для этого была более приятной и радостной.

— Кто вы такой? — Спаркс поднялся с кушетки.

— Я твой самый ближайший предок. — Слова эти прозвучали, как бы отмечая его конкретную позицию на генеалогическом древе, не больше. Он улыбнулся и покачал головой. — Я твой отец, Спаркс. — Он словно чего-то недоговаривал, словно не способен был выразить этими словами слишком сложные чувства, обуревавшие его.

Спаркс снова сел; голова у него кружилась; он страшно побледнел, казалось, вся кровь разом отлила от его лица.

Незнакомец — его отец! — расстегнул плащ и небрежно бросил его на кресло; под плащом оказался простой серый космический комбинезон, поверх которого был надет богато расшитый воротник; на груди висела, медаль, указывавшая на его принадлежность к членам Ассамблеи. Он отвесил Спарксу легкомысленный поклон, словно тоже совершенно не представлял, с чего же начать разговор.

— Теммон Ашвини Сайрус, Первый секретарь. — Его спутник — а может, просто слуга? — повернулся и без лишних слов поспешил прочь, исчезнув в соседней комнате и оставив их наедине друг с другом.

Спаркс усмехнулся, чтобы не разрыдаться.

— Что это? Тоже какая-нибудь шутка Ариенрод? — Он прикрыл свою медаль рукой и стиснул ее в кулаке так, что побелели пальцы... вспоминая, как она издевалась над ним, насмешничала, говоря, что знает, кому принадлежит эта медаль, знает имя его отца; и лгала ему.

— Нет. Я просто объяснил островитянам, что хотел бы повидаться со своим сыном, и они показали мне, где тебя найти.

Спаркс резким движением сорвал с себя медаль и швырнул ее прямо к ногам Сайруса; голос его от мучительного недоверия звучал хрипло.

— Раз так, то это должно принадлежать тебе, герой! И уж, черт побери, никак не Звездному Быку! Тебе, должно быть, потребовалось немалое умение, чтобы пробраться сюда и воткнуть в меня нож... вот же твоя награда. Возьми и убирайся. — Он закрыл глаза, стараясь не замечать, не видеть лица, столь похожего на его собственное. Он услышал, как Сайрус наклонился и поднял медаль.