Снежная королева

— Тогда почему же ты не сопротивляешься, черт побери? — Он встряхнул ее так, будто совсем утратил разум. — Зарази меня, сивилла! Докажи, что стала такой, каким я никогда не смогу стать. Ударь меня, укуси, пусть у меня пойдет кровь — сведи меня с ума…

— Я не хочу делать тебе больно. — Она смотрела вверх, на свое отражение в зеркальном потолке, на яростно-рыжие волосы Спаркса, на его тело, словно обтекавшее ее собственное, и почему-то видела лицо Тарида Роха, плоское и тупое, а потом вдруг точно таким стало и лицо Спаркса… И сделать мне это даже слишком, легко, слишком просто! Она с шумом вдохнула воздух. — Я могу! Я могу, поверь мне, сделать тебя безумным… Но я не хочу! — Она зажмурилась, отвернула лицо в сторону, чувствуя, как тяжесть его тела выдавливает воздух из ее легких. — Ариенрод уже достаточно боли причинила тебе — из-за меня…

Глаза Спаркса стали непроницаемыми.

— Не жалей меня понапрасну, сивилла, ведь ответной жалости ты не дождешься. — Он схватил Мун за подбородок и грубо повернул к себе. — Ты сейчас в постели Звездного Быка — ты сама этого хотела, хотя нет в этом мире более низкого человека. — Но на этот раз он отвел глаза первым; и Мун вдруг поняла, что, даже если б он и решился довести задуманное до конца, тело его все равно отказалось бы повиноваться…

— Я хотела получить Спаркса! И я его нашла. На тебе сейчас нет твоей рогатой короны, нет черного капюшона, руки твои не обагрены кровью… Сейчас ты не Звездный Бык! Отбрось эту маску, Спаркс, — она тебе больше не нужна!

— Я не Спаркс! А ты даже и не Мун… — Он потряс головой, и она почувствовала, как дрожат они оба. — Мы призраки, эхо, заблудшие души; мы стали вечными пленниками лимба, проклятые даже в аду, — Он отпустил ее.

— Спаркс… Я люблю тебя. Люблю. И всегда любила. — Голос ее вздрагивал, она почти беззвучно шептала эти слова, словно заклятье, навевающее волшебный сои. — Я знаю, что ты сделал, но ведь я же здесь. Потому что ЗНАЮ тебя. Я ЗНАЮ, что это было предопределено свыше. Я никогда бы не пришла к тебе, если бы не верила в то, что мы сумеем справиться с разлукой и с тем злом, которое нас разлучило. Если ты не веришь, лучше отошли меня прочь… Но сперва посмотри на себя, посмотри в зеркало, Спаркс! Там — только ты, и рядом с тобой — только я. Это пробуждение, Спарки, а не дурной сон!

Он медленно сполз с нее и, лежа на боку, внимательно посмотрел ей в глаза.

— Что… что это у тебя на щеке? Это я тебя ударил?

Она коснулась старого, давно пожелтевшего синяка, и молча кивнула.

Спаркс вскочил. Он был необычайно бледен и сосредоточен, когда пошел навстречу собственному отражению, равнодушно поджидавшему его в зеркальной стене. Их руки соприкоснулись; он прижался лбом к стеклу; Мун видела, что тело его напряжено, как пружина.

— Спаркс!..

Руки его сами собой сжались в кулаки, и он со всей силы ударил ими прямо по собственному отражению; звонкие ледяные осколки посыпались на пол. Он чуть отступил, обернулся… Мун увидела, как кровь красными молниями струится по его руке.

Она вскочила и бросилась к нему, зажала его рану ладонью, пытаясь остановить кровотечение.

— Нет, не надо! Пусть течет! — крикнул он почти с радостью. Лицо его побледнело, но он только покачал головой в ответ на ее немой вопрос. — Разве ты не видишь? Я живой! Живой, Мун! — Он издал какой-то странный звук — вряд ли это был смех, — и она увидела, как глаза его стали совершенно изумрудными и слезы брызнули и повисли на кончиках ресниц. Он поднял окровавленную руку к залитому слезами лицу. — Мун. Моя Мун. — Он снова обнял ее, но теперь уже нежно, и мучительную боль причиняло ей теперь лишь возрождение и освобождение их душ. — Живой. Снова живой…

Ее вдруг ожег огонь желания. Она теснее прижалась к Спарксу, пальцы ее скользнули ему под рубашку. Она, чувствовала тепло его тела, его гладкую кожу, покорные ее ласке мускулы… Его руки скользнули вдоль ее бедер, снова поднялись, скользя по спине. Он начал тихонько подталкивать ее к постели, целуя с бесконечной нежностью.

— Нет, дай я сам…

Он расстегнул и снял с нее платье, оно упало на пол. Ладони его пели, скользя по ее обнаженной коже. Потом он сам почти машинально выбрался из одежды. Она старалась не смотреть на его шрамы.