В храме резко потемнело, даже свечи не могли разогнать полумрак. Солнце, еще недавно светившее в окна, заволокло тучами, и вдали что-то загрохотало, а небо разом почернело. Створки дверей распахнулись, впуская ледяной ветер, который затушил все свечи, погрузив пространство во мрак. И только алтарь выделялся белым пятном в темноте.
Кто-то вскрикнул, послышался звук падающего тела. Волосы гостей разметало в стороны, а глаза засыпало песком, мешая рассмотреть творящийся вокруг хаос. И только Йоханна неподвижно стояла, не шелохнувшись, а ее зеленые глаза меняли свой цвет на черный. В руках она по-прежнему сжимала стилет, не отрываясь, смотря на прижавшуюся к
— Йоханна, прошу, остановись, — взмолилась Варна, протягивая к ней руки, но подойти к ней почему-то не могла, — еще есть шанс остановиться и все вернуть. Опомнись. Вспомни, что я говорила о….
— Замолчи! — не своим голосом произнесла ведьмочка, повернув голову в сторону матери. Резкий порыв ветра распластал ведьму на полу, словно придавив гранитной плитой. — Ты всегда, всегда любила ее больше меня.
Она перевела взгляд на меня.
— А теперь ты! — она посмотрела в мои глаза, и мне показалось, что в них клубится сама Тьма. Я испуганно прижалась к мужчине, неосознанно ища у него защиты. Йоханна презрительно посмотрела на меня, а в глазах бывшей подруги мелькнуло торжество. — Проклинаю тебя!
Мое сердце пропустило один удар, второй… а потом забилось с бешеной силой. Я не могла отвести взгляда от черных глаз, а она говорила, говорила. Кто-то кричал, а я, повинуясь завораживающей черноте омутов глаз, стояла не шелохнувшись.
— Проклинаю тебя! Никогда твое чрево не подарит ему сыновей, — она чуть заметно кивнула на Готлиба. — Твои дочери никогда не познают счастья материнства. Все, кто поведет от тебя свой род, все женщины, будут умирать через год после рождения дочери.
— Ос…та…но…вись, — прошелестела Варна, протягивая руку.
— Твои волосы, которыми ты так гордишься, навсегда станут седыми, как и у всех твоих дочерей! Вокруг тебя будет только смерть. Ты увидишь каждую, и твое сердце станет биться медленнее с каждым разом. Пока не умрешь! Год! Ровно год — тебе и твоим потомкам! Будь ты проклята! — выкрикнула Йоханна, вонзая в свою грудь кинжал.
— Хани!
— Доченька!
Два крика слились в один. Я в ужасе закричала, падая на пол и вцепляясь в свои волосы руками. Я не желала смерти своей сестре.
На пороге стоял высокий черноволосый мужчина, обликом больше смахивающий на медведя. Он первый рванул к медленно оседающей на пол Йоханне и поддержал ее за талию. Затем он подхватил ее на руки, зарычав на тех, кто попытался двинуться в его сторону. А меня обняли крепкие руки мужа, баюкая в теплых надежных объятиях.
— За что? За что? Я не понимаю….
— Тише, любимая, тише. Юли, успокойся, все будет хорошо, — Готлиб что-то шептал мне на ушко, но злые слова Йоханны никак не заглушались в голове. — Она… она…
— Она наложила темное проклятие, принеся жертву Тьме, — прошелестел голос Варны. Она стояла у входа, провожая взглядом широкую спину мужчины, уносившего прочь бездыханное тело ее дочери.
— Вы… вы! Посмели осквернить храм богов, — отмер, наконец, жрец, наступая на ведьму, — я долго терпел ваше присутствие, но это стало последней каплей. Уходи, Варна, уходи прочь….
Женщина тяжело вздохнула и оглянулась на присутствующих здесь жителях деревни. Вот и наступил тот день, когда она стала изгоем здесь. Все, как предсказала провидица много лет назад.
— Да, храмовник, — устало ответила ведьма, намереваясь уйти, но я не выдержала.
— Нет! Нет, она не виновата, — я подскочила и метнулась в объятия, не ожидающей подобного порыва, женщины. — Она просто… просто…
— Дочь! — отец отошел от ступора, заступил мне дорогу, но взглянув на меня, посерел лицом.
Ничего не понимая, я посмотрела на маму, которая смотрела на меня с ужасом в распахнутых глазах, прижимая руки к груди.
— Прости меня. Прости меня, девочка, — прошептала Варна, целуя меня в макушку, — прости, что не смогла тебя защитить.
Она крепко обняла меня, а потом скрылась в темноте наступающей ночи. Мне стало жутко холодно, словно на дворе не теплое лето, а лютая зима. Я обернулась, ища поддержки у тех, кто пришел сегодня порадоваться со мной, но они все старательно прятали глаза. Стоило моему взгляду остановиться на ком-то одном, еще и опускали головы.
Готлиб стоял в нескольких шагах от меня, но в его глазах я больше не видела тепла — лишь стылый холод. Он медленно подошел ко мне и нерешительно дотронулся до моих волос, словно проверяя, я это или нет.
— Юли…
— Что? — прошептала я, чувствуя, как холод медленно сковывает душу, а на глаза наворачиваются слезы. Я понимала, что он больше не любит меня, не любит.
— Моя Юли, твои… волосы, — Готлиб провел рукой по моим волосам, и теперь до меня дошло.
Я резко вывернулась из его объятий, подскочила к небольшому столу, стоящего в углу храма, куда складывали подношения богам, и схватила начищенный серебряный поднос.
На серебристой поверхности отразилась моя внешность.