Белая макушка. Мои волосы поседели разом. Поднос выпал из моих рук, со звоном ударившись о каменный пол.
Я до боли сжала белые косы на затылке, будто хотела вырвать их разом. Что она сделала? Что она со мной сделала? Что она сделала…
—… с нами? — с этим воплем я подскочила на своей кровати, судорожно ловя ртом воздух. Сердце колотилось, как бешеное, а на висках проступили капли пота. Я обвела мутным взглядом темную комнату, уговаривая себя, что нахожусь дома, а не в том храме.
Слава Богу, это всего лишь сон! Всего лишь?..
Я горько усмехнулась, падая обратно на подушки. Теперь хотя бы понятно, в чем моя «аномалия». Это было проклятие, как бы странно это ни звучало. Теперь я уверена, что все происходящее в моей жизни — не сон, не бред сумасшедшего, не эпизод из книжки с фэнтези-романом. Это реальность. Моя суровая реальность. И как бы мне не хотелось посмеяться над всей абсурдностью ситуации — не могу.
Мне не стать любимой женщиной, матерью, бабушкой. Чтобы отсрочить свою смерть, мне придется отказаться от радости материнства. И не важно, что еще с детства, будучи единственной дочерью своего отца, я мечтала иметь братьев и сестер, а еще собственную огромную семью и минимум двоих детей. Мне не суждено этого.
И, если отказ от рождения ребенка — только мой осознанный выбор, то, как мне объяснить свою позицию тому, с кем я разделю свою жизнь и постель. Это сначала для мужчины не имеет значения наличие детей, но однажды и он захочет прижать к груди свое продолжение, своего ребенка. Настанет день, когда он уйдет к той, которая подарит ему это счастье. А мне останется лишь с сожалением наблюдать за этим.
Я посмотрела на розовеющий горизонт. Как? Как можно будет не проснуться однажды утром? Не увидеть всей этой красоты? Я умру, а другие продолжат жить, радуясь или нет новому дню. Я слишком люблю жизнь, чтобы отказаться от нее, опустить руки, отчаяться.
А что, если в этом и кроется смысл этого проклятия? Видеть только вокруг себя смерть и радоваться жизни? Эти два понятия несовместимы.
Отчаяться и желать смерти? Пожалуй…. А может, и после рождения ребенка я смогу прожить не год, а намного больше, просто радуясь жизни?
Я сжала в руке подвеску, с которой не расставалась в последнее время. Я буду бороться за свою жизнь и за свое будущее!
— Я не отступлю! Слышишь?! — крикнула я восходящему светилу, — я не сдамся в угоду обстоятельствам. Это моя жизнь. Только моя! — прошептала я, чувствуя на щеках горячие капли. Они все сдались. Все — моя мать, та девушка, Юлинна, все мои многочисленные предшественницы. Они не любили, не могли или не хотели, а я полюблю! — Я буду жить! Буду! — поклялась я, сжимая в ладони Трефот. Что там говорил о нем папа? Исполняет желание и защищает владельца? Что ж мое желание озвучено, а дальше будет видно.
Солнце показалось на горизонте, окрашивая в золотисто-розовые цвета верхушки далеких гор и макушки деревьев, очерчивая мой силуэт у окна. И на секунду я почувствовала чье-то присутствие за спиной, будто кто-то ласково провел ладонью по волосам. Резко развернувшись, я заметила двойную тень, отброшенную на стену. Моргнула, сомневаясь в здравости своего ума — ничего не было. По телу пробежала волна дрожи, в комнате я находилась одна. Я обхватила себя руками, пытаясь успокоится, но получалось слабо
Папочка, где же ты? Мне очень страшно….
Он до поздней ночи перечитывал досье, присланное его помощником на электронную почту. Сомнений в том, что эта девочка, Даша Снежина, и есть внучка генерала Реина, у него не оставалось. Смущал только ее возраст — ну не верилось ему, что подобное могло произойти. Оставалось только поверить генералу на слово.
— Кто же ты такая, Даша Снежина? — задумчиво проговорил Глеб, рассматривая на фотографии светловолосую девушку, которую забрал у ректора.
Он закрыл глаза, коснувшись пальцами ее лица на фотографии, и ощутил едва заметное тепло. И снова перед глазами стоял ее образ. Легкая улыбка, румянец смущения на щеках с ямочками, яркие синие глаза. Как наяву, он видел, что она поворачивается и застывает, изумленно смотря в его глаза.
«Глеб!»
Мужчина резко распахнул глаза, услышав ее звонкий голосок, словно она стояла только что с ним рядом. У него что, галлюцинации начались? Глеб провел ладонью, очерчивая контур ее лица, и отложил фотографию. Неужели, это и есть «зов» крови, о котором рассказывал отец? Он задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. Как же это не вовремя!
Конечно, он сам вызвался расследовать это дело, желая скорее разделаться со своими «долгами», но это не отменяет его работы.