Снежная Королева (СИ)

— Мне рассказали, как вы весело провели время, — припечатал отец, смотря на нее с холодным безразличием. Раньше мне казалось, что наша учительница нравится папе, но теперь в этом я не была уверена. — Мой помощник сообщил мне, что вы приглашали его разделить с вами обед. Так? Так. Максим не просто так вам встретился, я просил его присматривать за вами, чтобы ничего не произошло. А когда он не обнаружил среди вас Дарью, то пошел искать ее. Но даже это не показалось вам странным, верно? Вы пришли ко мне с претензией, что моя дочь наговорила гадостей, начитавшись книг? А как бы вы сейчас смотрели мне в глаза, если бы Даша еще не вернулась?

Даже с моей позиции была заметна мертвенная бледность учительницы, похоже, она только сейчас полностью осознала всю глубину ж… ой папа мне бы сейчас всыпал за такие слова. При этом папа говорил спокойно, даже не кричал. Наверное, уже успокоился, но мне расслабляться было рано. Ведь я не сдержала своего слова и проговорилась о своей тайне.

Отец имел право так разговаривать с ней. Пусть и негласно, но он поддерживал порядок в нашей деревне, практически исполняя роль участкового, который давно уже забыл сюда дорогу, свалив однажды на папу свои обязанности.

Ирина Витальевна ушла из нашего дома, а я проворно скользнула из темноты коридора, шагнув навстречу суровому взгляду отца. Он сидел у окна за столом, начищая до блеска бляху на армейском ремне. Широком, кожаном и очень крепком. Папа прошел Афган и был еще в нескольких «горячих точках», говорил, что это его талисман.

— Пап, я… правда не хотела, просто так получилось, — прошептала я, опустив голову. Папа молчал, монотонно натирая металл до блеска, но в повисшей тишине звенело его негодование, — я сильно разозлилась, не смогла сдержаться. И Антон… он так смотрел на Ленку, что мне хотелось… мне…

— Хватит мямлить, — рыкнул отец, отчего я невольно вскинула голову, вытягиваясь в струнку. — Что?…

— Точно не помню. Лет двадцать. Наркотики, — отрапортовала я.

Да, в свои двенадцать я уже знала это страшное слово, видела, что они делают с людьми. Увидела случайно, когда папе пришлось взять меня с собой в город по делам. К тому парню я сама бы никогда не подошла, не прикоснулась, но он сам схватил меня за руку, пытаясь похитить, чтобы потом стребовать с папы денег на очередную дозу. Это был племянник нашей соседки, и он знал меня и папу. Я даже испугаться не успела, когда видение его скорой смерти накрыло меня. Я увидела его, корчащегося от ломки в вонючем тупике, среди серых стен зданий. Он должен был умереть через два дня, захлебнувшись в грязной луже под собой.

— Даша, я ведь просил, — устало проговорил папа, вставая со стула. Я понуро опустила голову, беспрекословно поворачиваясь к нему спиной, ожидая наказания.

Нет, отец не бил меня без всякого повода, но сейчас я понимала, что наказание справедливо. Не за то, что я проболталась, а за побег в лес. Я намеренно подвергла себя опасности, пусть не зная, что Максим присматривает за мной. Думаю, он быстро нашел меня, но следил издалека, давая возможность в полной мере успокоиться и обдумать свое поведение в лесу.

Папа наказывал меня в меру моей провинности, но чаще всего мне все сходило с рук, потому, что он сильно меня любил. Наказывал посильной работой на ферме, или лишал возможности развлечения или домашним арестом. Последнее, чаще всего летом, когда жутко хотелось сбежать на речку или в лес с тем же Максимом за ягодами или грибами. Ремнем чаще всего пугал, чтобы знала, как он говорил. Да и стоило мне смиренно ожидать своего наказания, без криков и истерик, как воспитательный пыл отца сходил на нет.

Папа встал, прошел мимо меня, покопался где-то в глубине ящика стола, а потом остановился за моей спиной. Я все еще ожидающая своего наказания, тихонько пискнула, когда мне на грудь опустился широкий, примерно в пятирублевую монету, серебряный медальон на длинной серебряной цепочке. Было видно, что он довольно старый, местами серебро потемнело. На одной стороне медальона был странного вида крест с закругленными концами, а сердцевину украшал красный камень. С другой стороны была изображена изящная загогулина в виде ромба, от вершины которого шли два луча.

— Пап, что это? — восхищенно прошептала я, вертя в руках подарок. Тяжелый. — Откуда он? Это мне, правда?

Папа с какой-то затаённой тоской смотрел на украшение, словно не хотел, чтобы я носила это украшение. Странно, а зачем тогда отдал?

— Да, — вздохнул он, опускаясь передо мной на корточки, — Даша, это медальон твоей мамы. Я не знаю, откуда он у нее появился, но перед… перед тем, как оставить тебя, она мне его отдала.

Странно, но о маме он никогда мне не рассказывал. И папа практически никогда не называл ее по имени. О ней он говорил с большой неохотой, сразу переводя тему. А еще даже мне, двенадцатилетнему ребенку, показалась странной оговорка «оставила».

— Пап? Мама что? Бросила меня, а не умерла?