Граф де Круассе состоял в акционерном совете крупного предприятия, в меру, как и его знакомые, занимался благотворительностью и тщательно следил за состоянием собственных финансов. Он покупал и продавал ценные бумаги, вкладывал средства в золото, внимательно выслушивал деловые советы некоторых знакомых, приближенных к верхушке власти, и вообще слыл ловким малым, который держит нос по ветру. Однако репутация ловкого малого просто так не дается – ее нужно поддерживать, ни в коем случае не теряя связи с множеством важных и нужных людей, а также с некоторым количеством их фавориток и прихлебателей. В эту область своей жизни муж посвятил Наташу только отчасти. Они бывали на приемах, но редко кого принимали у себя, а наблюдая за Робером в обществе, она была вынуждена прийти к заключению, что он много с кем поддерживает отношения, но предпочитает ни с кем не дружить. Дело было вовсе не в гордыне или аристократической заносчивости, а в том, что граф слишком долго вращался в этом кругу и знал всю подноготную его участников. От него не ускользали подробности подковерных сделок и неожиданных обогащений, не говоря уж о великосветских браках, сообщения о которых украшали страницы светской хроники, и там, где толпа видела романтику и красивую историю, он обращал внимание только на размер приданого и переход денег из одних рук в другие. Разумеется, он всегда оказывался прав, но иногда Наташе хотелось, чтобы муж хоть в чем-нибудь ошибся. Ей казалось, что первый, неудачный брак ожесточил его, из-за чего Робер до сих пор видит мир в черных красках. Но какого бы мнения он ни придерживался о мире, Наташа всегда чувствовала, что муж сумеет ее защитить, а именно чувства защищенности ей сейчас и не хватало.
Вошла Антуанетта, доложила, что комиссар Буало просит его принять, и хозяйка пробормотала в ответ что-то неразборчивое, что, впрочем, все же можно было истолковать как согласие. Раньше она не встречалась с комиссаром, и когда перед ней оказался полноватый плешивый брюнет хорошо за сорок, похожий на буржуазного отца семейства и уж точно совсем не страшный, Наташа даже почувствовала нечто вроде легкого разочарования.
– А вы совсем не похожи на полицейского, мсье! То есть… я хочу сказать… Не угодно ли вам присесть?
Полицейский, непохожий на полицейского, сел в кресло и не без любопытства воззрился на хозяйку дома. Его интересовало, как скоро эта лучезарная красотка выдаст себя, когда жесткий блеск глаз или какая-нибудь ведьминская гримаса покажет ее истинную натуру. Но она своим милым голоском прощебетала что-то о погоде, потом взяла на руки котенка и, устроившись на диване, положила его себе на колени. На столике стоял флакон духов, и, повернув голову, Буало прочитал их название: «Океан любви». Такие вещи, кажется, должны привлекать женщин, склонных к романтике, – но комиссар не вчера родился и знал, что любой предмет может как приоткрывать, так и скрывать истинную натуру владельца.
– Глупо с моей стороны, вы же пришли сюда не о погоде слушать, – немного сбивчиво заговорила Наташа. – Я, конечно, рада помочь вам, чем смогу, но я не так уж хорошо знаю мсье де Фермона…
Про себя комиссар отметил, что его собеседница сказала «знаю» в настоящем времени, а не «знала», например.
– Скажите, госпожа графиня, как давно вы знакомы с вашим зятем?
Наташа надулась. Она до сих пор так толком и не успела привыкнуть к обращению «госпожа графиня», оно резало ей слух. И, кроме того, какой Морис де Фермон ей зять? Смешно, ей-богу.
– Ну, когда я с ним познакомилась, у меня и в мыслях не было, что он станет моим зятем, – начала она.
Комиссар решил, что это самая очаровательная шпилька, которую он когда-либо слышал из уст женщины – однако свое восхищение благоразумно оставил при себе. Ему показалось, что он понял секрет очарования своей собеседницы, благодаря которому именно она сумела пленить графа де Круассе. Она была очень естественна – настолько, что это казалось утонченнее даже изысканного женского коварства.
– Кажется, это было зимой, – добавила Наташа, имея в виду, когда именно она впервые встретила Мориса. – В феврале. Нет, в декабре. Да, точно в декабре, потому что снимали в студии, а в феврале я ездила в Голландию демонстрировать моды, это уже другая история. Он зашел в студию к одной своей знакомой…
– Ее имя?
Наташа почувствовала смутное неудовольствие. Она бы куда охотнее обошлась без всяких имен. «А у него не очень-то добрые глаза», – с удивлением подумала она, отмечая, как комиссар смотрит на нее.
– Ее имя Франсуаза, но все зовут ее Симона, – промолвила она вслух. – Не знаю, почему.
– Мы говорим о Франсуазе Дюфур, верно?
– Да.
– А что именно она делала в студии?
– Привезла сумочки для съемки, кажется. Но они не очень подходили к вечерним платьям, которые снимали в тот день.
– Вам нравилось работать моделью?
Наташа состроила легкую гримаску.
– Надо же как-то зарабатывать на жизнь, верно?
– А сколько, кстати, получают модели?
– Бывает, что по две тысячи франков в месяц.
Черт побери. Комиссар получал только на двести франков больше.