– Скажите, госпожа графиня, вы хорошо знаете Симону?
– Я иногда видела ее на съемках или в модном доме, в котором работала. «Ирвен», пишется через игрек в начале, – на всякий случай пояснила Наташа. – В этом мире все знают друг друга. Я слышала, что у нее есть любовник, но как-то не интересовалась, кто он. Ну вот, тогда, в декабре, он и появился в студии.
– Один?
– Нет, он пришел вместе с другом. – И, сделав над собой усилие, Наташа добавила: – Его зовут Арман Ланглуа. Скажите, а мне обязательно все рассказывать?..
– Я лишь пытаюсь представить себе общую картину, – спокойно ответил Буало. – Как я слышал, вы начали встречаться с мсье Ланглуа, а мсье де Фермон оставался для вас просто кем-то вроде доброго знакомого. Верно?
– Верно, – Наташа с облегчением выдохнула.
– Потом мсье Ланглуа уехал, а вы вышли замуж и некоторым образом породнились с мсье де Фермоном.
– Да, но они с женой живут отдельно. Я не могу сказать, что мы часто видимся.
– А с Симоной вы часто общались?
– Нет. Раньше было забавно в перерыве посидеть в бистро всей женской компанией и посудачить. Сейчас уже не то.
Само собой, какое уж тут пролетарское бистро для графини. Уровень не тот.
– Скажите, госпожа графиня, как лично вы для себя объясняете исчезновение вашего зятя? Обещаю вам, все, что вы скажете, останется между нами.
Опять зять. Да что же такое, в самом деле!
– Если между нами, – после паузы призналась Наташа, – я решила, что он где-то укрылся с Симоной, чтобы подразнить Раймонду. Он жаловался мне, что жена предъявляет на него слишком много прав, и говорил, что ему с ней тяжело.
– Вы с ним не так уж хорошо знакомы, и тем не менее он признавался вам в таких личных вещах?
И, подловив свою собеседницу, комиссар стал с любопытством ждать, как она отобьет этот удар.
– О своих несчастьях он готов был говорить с кем угодно, – парировала Наташа сердито, – то есть о том, что он считал несчастьями. Послушать его, так ему всю жизнь не везло. И жена у него не такая, и денег вечно не хватает, и Симона его ограничивает…
– В чем, простите?
– Ну, она пыталась на него повлиять. Слишком уж широкий образ жизни он вел. И потом, она его любит, ей всегда были неприятны его интрижки. Он то и дело ей изменял, правда, в последнее время гораздо реже.
– Глядя на вас, мадам, – мягко ввернул Буало, – я просто не могу поверить, что ему не пришла в голову мысль поухаживать за вами.
Наташа нахмурилась. Направление, которое принимал разговор, пришлось ей не по душе.
– Что, собственно, вы пытаетесь доказать? – спросила она с прямотой, которая делала ей честь. – Можете верить или нет, но меня он никогда не интересовал.
– Позволительно ли спросить, почему?
– Потому что он пустое место.
Определеннее и не скажешь. Получается, в семье не только граф видел Мориса де Фермона насквозь.
– Но жена, кажется, любит это пустое место, – негромко заметил Буало. – Как и мадам Симона.
– Ну, он умеет производить впечатление, этого у него не отнимешь. Красивый, воспитанный, всегда любезный. Но кроме этого – ничего.
– Вы помните, госпожа графиня, когда именно видели его в последний раз?
– Да, я постаралась вспомнить, потому что знала, что вы будете спрашивать. В романах же всегда задают этот вопрос… Одиннадцатого сентября он приезжал к нам с женой и детьми. Мы очень мило посидели… как одна семья.
– А позже вы не видели мсье де Фермона?
– Нет.
– И не оставляли у него, например, вот эти перчатки?
И комиссар достал из кармана пару сиреневых кожаных перчаток, которые были обнаружены в бардачке машины Мориса.
Наташа изменилась в лице и вся напряглась.
– Я… Нет, это не мои.
– Вы уверены, мадам?
– Я уверена, – она выдавила из себя вымученную улыбку. – Нет. Это не мое.
Комиссар не стал ей говорить, что дорогие перчатки, сделанные по индивидуальной мерке, записываются в клиентские книги производителей и что отыскать заказчика в таком случае – плевое дело. Не стал он упоминать и того, что инспектор Лебре между делом уже успел съездить на улицу Мира и совершенно точно узнал, что данные перчатки были изготовлены именно для госпожи графини де Круассе. Куда более важным был для Буало тот факт, что собеседница пыталась лгать ему в лицо, но делать этого не умела и оттого выглядела, скажем прямо, жалко.
– Вы больше ничего не хотите мне сказать, госпожа графиня? – спросил он спокойно, убирая перчатки в карман.
– О чем? О господи! Что еще Морис вам наговорил?
Комиссар пристально посмотрел на нее. В течение какой-то доли секунды ему надо было сделать выбор: виновна или нет, замешана или же просто оказалась поблизости, по глупости или от невезения. С одной стороны, Наташа казалась искренней, с другой – явно темнила и что-то скрывала. Неужели она все-таки затеяла интрижку со своим зятем? А как же Арман Ланглуа, какова его роль во всей этой истории? Не мог ли Арман, в самом деле…
Стоп, приказал себе комиссар. Сначала факты, потом версии – как учил его когда-то старый опытный полицейский в комиссариате Шестнадцатого округа города Парижа. Телегу не ставят впереди лошади, а кто так делает, очень быстро раскаивается.