Снежная роза

С работой у Ольги Георгиевны ей и в самом деле вскоре пришлось распрощаться, и, сменив несколько мест, она оказалась в доме моды, которым заправляла дама, именующая себя графиней. На самом деле она не являлась ни графиней, ни даже, кажется, дворянкой, а была просто оборотистой немкой из числа тех, кого новые власти свежеиспеченных прибалтийских государств выжимали и изгоняли со своих территорий. В обязанности Татьяны Александровны входило рассылать письма с упоминаниями о неоплаченных клиентами счетах, но это была еще не самая неприятная часть работы, потому что к некоторым неплательщикам приходилось являться лично и мягко (чтобы не оттолкнуть клиента) напоминать о долге. Со своей стороны, покупатели, среди которых были богатые, очень богатые, а также титулованные люди, вовсе не спешили расставаться с деньгами и платили с большим опозданием, а иногда соглашались погасить только три четверти долга, с условием, что их больше не будут беспокоить. Однажды Татьяна Александровна вернулась от какой-то герцогини, которая сначала заставила ее прождать несколько часов, а затем обошлась с ней самым бесцеремонным образом. Стаскивая в передней с распухших ног туфли, Наташина мать неожиданно брякнула:

– Честное слово, бывают моменты, когда я понимаю большевиков…

После этого полковник Верещагин некоторое время шутливо именовал жену комиссаршей. Конечно, вырвавшиеся у нее в миг раздражения слова означали только, что жизнь завинтила свой пресс слишком крепко, и терпение Татьяны Александровны находится на пределе. Она крайне редко позволяла себе жаловаться на что-то и лишь однажды призналась Наташе:

– Подумать только, я окончила гимназию с золотой медалью, и во время раздачи наград наша директриса сказала, что в жизни нам помогут послушание, трудолюбие и почитание старших… Вздор все! Главное – тащить свой воз и не оглядываться…

И добавила:

– Я всегда терпеть не могла Некрасова и его строки о русской женщине, которая коня на скаку остановит, в горящую избу войдет… Ну вот, жизнь доказала мне, что все правда, и я сама такая и есть.

Увы, Аркадию Александровичу не досталось и десятой доли той энергии, которая выпала на долю его сестры. Теперь он жил вместе с Верещагиными, пописывал для эмигрантских журналов, впрочем, без особого успеха, и ухаживал за Альфонсом, который единственный, похоже, составлял отныне смысл его жизни. И как-то сразу стало очевидно, что Аркадий Александрович принадлежит к числу людей, которые очаровательны во всех отношениях, когда у них водятся собственные деньги – или когда, на худой конец, они состоят на чьем-то содержании. Без источника доходов такие граждане теряют весь свой лоск, легко опускаются, превращаются в перманентных нытиков и притягивают к себе неудачников всех мастей, а то и откровенных сумасшедших. В редакциях журналов, где Аркадия Александровича изредка публиковали, он сводил знакомства с самыми безнадежными объедками интеллигенции, которых непременно затем приглашал домой. Таким образом Наташа периодически заставала то пришедшего в гости графомана-поэта, который на чем свет стоит ругал Пушкина и Лермонтова, то критика, чьи статьи никто не хотел печатать даже бесплатно, то неизвестного даже в узких кругах писателя, который серьезнейшим образом рекомендовался:

– Сотрудник покойного «Русского слова», покойной «Киевской мысли» и покойного журнала «Нива».

Этот писатель свихнулся на почве заговоров, которые чудились ему повсюду; он, к примеру, на полном серьезе утверждал, что Троцкий и Сталин только разыграли ссору, а на самом деле Троцкий послан за границу, чтобы поднять там большевистскую революцию, и даже здесь, во Франции, нельзя ни за что ручаться. На локтях писательского пиджака просвечивала материя, воротник был обсыпан перхотью, лицо подергивалось в нервном тике, но сотрудник покойных изданий грозил, что разоблачит… что непременно выведет на чистую воду… что он ни за что не допустит…

Такие посетители производили на Наташу особенно тягостное впечатление, и немудрено, что она предпочитала после уроков задерживаться в кино, лишь бы не идти домой. Впрочем, Татьяна Александровна нашла способ прекратить нашествие незваных гостей. Придравшись к какой-то неудачной фразе писателя, она устроила ему и брату скандал и заявила, что, если Аркадию Александровичу нужно общение, он с успехом может общаться с коллегами в редакции, в кафе или где-нибудь еще, а дома лично она желает отдыхать, и ей не нужны посторонние.

– Тася, – спросил ошеломленный Аркадий Александрович, – неужели мои гости тебе мешают?

– Да! – рявкнула сестра железным голосом и повернулась к писателю, который вжался в кресло и таращил на нее глаза. – И вообще, если вам так хочется ходить по гостям, ступайте к своему племяннику в советское посольство!

Упоминание о племяннике произвело совершенно потрясающее впечатление: сотрудник покойных изданий взвился с кресла, тонко прокричал что-то о том, что он не позволит… что он был об Аркадии Александровиче и его сестре лучшего мнения… и гордо проследовал к выходу.