− У вас ёлку обычно наряжают слуги? – словно невзначай интересуюсь я, когда мы с Микелем зарываемся в коробки с украшениями и начинаем решать, в каком порядке что вешать. − Знаю, в некоторых знатных семьях принято считать, что это не господское дело.
− Что? – недоумённо вскидывает он на меня взгляд. – А, нет. У нас её вообще никто не наряжает.
− А как же вы празднуете? – удивлённо округляю я глаза.
− Никак. Отец недолюбливает этот праздник, − пожимает плечами сын герцога. И лукаво подмигивает мне: − В этом году, видимо, ради вас передумал.
Вот как? «Забыл» он о гуляниях, значит? Ну-ну.
Только для чего это всё? Чтобы отпраздновать с невестой? Есть, конечно, маленькая вероятность, но вряд ли. Похоже меня действительно попросту приставили к делу, чтобы под ногами не мешалась со своими попытками добраться в Гулем. Это при условии, что Сенд по-прежнему считает меня своей невестой.
А если нет? Тогда бред какой-то получается. С чего бы ему делать вид, что я для него Мирила?
Не узнал он. Иначе разговаривал бы со мной по-другому.
− Мне сложно представить, что должно случиться, чтобы не любить зимние гуляния, − продолжаю я свои осторожные расспросы. – Надеюсь, хоть не что-то ужасное?
И понимаю, что слегка перегнула. Взгляд Микеля становится таким же острым, как и у Сенда, хоть выражение лица и не меняется. Ох и не простой юноша.
− Не знаю. Лучше сразу у отца спросите, − отвечает он спокойно. При этом я ощущаю себя так, будто за мной молодой но весьма опасный хищник наблюдает.
− Ты прав. Извини, − киваю с максимально безмятежным видом. И благоразумно меняю тему. – Ну что, начнём с гирлянд?
Микель, к моему облегчению, тоже переключается, и вскоре мы же вдвоём с энтузиазмом принимаемся кружить вокруг зелёной ароматной красавицы, делая её ещё красивее. Где-то в процессе мне сообщают, что вернулись лакеи с новыми ветками, не только еловыми, но и остролиста, и я прошу их принести нам стремянки, так как елка у нас довольно высокая.
К тому моменту, как мы с Микелем заканчиваем её наряжать, все подготовительные работы тоже завершены. Теперь можно приступать к украшению дома.
Если Сенд до сих по спит, его ждёт большой сюрприз, когда проснётся.
Глава 14
Вот сколько раз я уже отмечал для себя, что мой организм плохо сочетается с дневным сном. И опять на те же грабли. Если уж выдалась бессонная ночь, то лучше было дождаться следующей, чем днём спать. Но увы, меня попросту вырубило.
Покрутив головой и осмотрев мутными глазами пространство вокруг, понимаю, что лежу в собственной кровати. Точнее сгружен на неё одетый поверх покрывала. Наверное, Микель заходил и отлеветировал. Больше некому.
Последнее, что я помню, это мой рабочий стол, документы и парочка писем от Петриша, попавшиеся мне на глаза. В первом партнёр негодует из-за моего решения, а во втором просит не дурить, уверяя меня, что во что бы то ни стало приструнит дочь, и та прекратит нести все эти глупости, про любовь к своему нищему другу художнику. Либо, он надавит на парнишку, и тот сам уберётся восвояси.
Я ещё подумал, что Петриш явно очень плохо знает свою дочь и в её воспитании точно не принимал ни малейшего участия. И с нищими парнишками слишком давно дела не имел.
Этот самый нищий художник, несмотря на довольно хилый вид, ради своей возлюбленной не побоялся выступить даже против самого чудовища Арджанора, коим иногда именуют мою скромную персону.
Пожалуй, впервые мне пришлось быть тем, от кого спасают юную деву. Интересный опыт, надо сказать. Повторять неохота. Слишком много пафоса.
Ночью я не только стерёг свою неопознанную гостью. Но и решил всё же разобраться, что там с самой Мирилой. Не то, чтобы меня это сильно волновало, но обязательства есть обязательства.
И каково же было моё удивление, когда в лучшей гостинице Гулема я обнаружил её не в одиночестве, а в объятиях молодого смазливого паренька. Сладкая парочка, несмотря на позднее время, сидела в общем зале и с упоением слушала местные байки обо мне и моих вымышленных «подвигах».
Там было и про то, как я убил собственного отца, и как потом придушил любовницу, которая мне с отцом изменяла, а потом поднял её из мёртвых, чтобы ещё раз придушить – даже жаль стало, что я не некромант и не могу так сделать с некоторыми. И про похищение младенцев и девственниц на эксперименты было – тут я буквально впечатлился широтой людской фантазии. И ещё про то, что у меня все слуги в пожизненном рабстве, а кто посмеет уйти, тот развеется прахом. Мол, чей-то кузен как-то сбежал из моего особняка и на глазах у своего пьяного батьки развеялся – надо будет лакеев пересчитать.
Всё это дело запивалось хмельным и горячительным. Истории становились всё более мрачными и всё менее правдоподобными. Глаза героя-любовника разгорались всё большей решимостью отвоевать свою возлюбленную у Проклятого герцога, девчонка в отместку жалась к нему всё сильнее… И тут мне надоело быть незаметным слушателем, и я, сбросив отвод глаз, громко посоветовал всем этим рассказчикам меньше пить.