Все процессы, за которые бралась компания, где работала Гермиона, как правило, попадали на первую полосу «Ежедневного пророка». Это происходило не только потому, что они были первой юридической компанией, представляющей интересы всех волшебников, но и потому, что они не боялись браться за дела, которые могли бы расстроить самых уважаемых приверженцев традиций магического мира, иначе говоря, элитных снобов.
— Вы до сих пор дружите с Поттером и Уизли? — осторожно спросил он.
Ему все еще неприятно было вспоминать те времена, когда они совершали какие-нибудь глупости, подвергая себя опасности. Но тем не менее ему любопытно было узнать… о ее связях. Он отнюдь не собирался в дальнейшем как-то использовать полученную информацию.
«Это просто вежливость», — мысленно повторял он себе. Но тихий голос в голове называл его лжецом.
— Да, мы по-прежнему дружим. Вы, наверное, знаете, что Гарри стал аврором и теперь возглавляет аврорат, к вящему недовольству Джинни — вы слышали, что они поженились? — а Рон играет в квиддич за «Пушек». Хотя поговаривает о скором уходе.
— Да? И почему же? — спросил Снейп, доставая из духовки противень с отбивными.
— Говорит, что решил остепениться.
Снейп на миг замер, а затем осторожно переложил их и продолжил накрывать на стол. Гермиона не обратила внимания на эту заминку и, как ни в чем не бывало, продолжила:
— Бриджит уже несколько лет наседает на него по этому поводу.
— Кто это?
— Последние два года она была его невестой. Вы точно читали Пророк? Объявление об их помолвке было на первой полосе.
Он смутно припоминал, что как-то давно читал нечто похожее, но поскольку объявления о свадьбе не было, то предположил, что у них ничего не вышло. За два года многое может поменяться.
— Точно, прошу прощения. А как насчет вас? Вы с кем-то встречаетесь? — спросил он, поставив перед ней тарелку.
Она подняла на него удивленный взгляд. Ее глаза сверкнули в угасающем солнечном свете.
— Боюсь, я слишком занята для подобных глупостей.
Непроизвольно у него вырвался смешок. Настроение внезапно улучшилось. Он сел напротив и протянул ей нож и вилку.
— А вы? — спросила она, слегка приподняв уголки губ в улыбке. — Где вы прячете вашу тайную любовницу?
Неожиданно Северус сделал то, что ненадолго повергло ее в состояние шока — он рассмеялся. Она никогда не видела, чтобы он улыбался, не говоря уже о том, чтобы слышать его смех. Смех его был таким мягким и теплым, что она не смогла сдержать ответной широкой улыбки. Для нее это было сродни маленькой победе, хотя она не ставила для себя цели его рассмешить.
— Слава Мерлину, я зарекся от отношений с кем бы то ни было, к вящему недовольству женщины, что работает в пекарне, где я часто бываю.
Возможно, все дело было в его смехе. Возможно, Гермиона чувствовала себя необычайно свободно рядом с ним. Но какова бы ни была причина, она ответила:
— Может быть, она согласилась бы и на меньшее.
От этих слов Снейп чуть не поперхнулся. Этого он не ожидал. Не от нее. Ну, что ж.
— А вы, Гермиона? Вам приходилось когда-нибудь соглашаться… на что-то меньшее, чем настоящие отношения?
Щеки Гермионы вспыхнули.
— Я… ну, не совсем.
— На самом деле это так, но вы просто не хотите это признать?
— Нет, обычно я так не делаю.
Ненадолго в комнате воцарилась напряженная тишина.
— «Обычно» не означает «всегда». — Какое-то время он наблюдал, как она съежилась под его взглядом, и обнаружил, что ему это очень нравится.
— Все в порядке, Гермиона. В конце концов, вы человек.
Гермиона почувствовала стук собственного сердца где-то в горле. Ей захотелось сгореть либо спрятаться, в зависимости от того, что было бы сейчас наиболее уместным. К сожалению, в данный момент и то и другое было весьма труднодостижимым. Напряжение немного спало лишь тогда, когда, мгновение спустя, он отвел взгляд.
— Возвращаясь к вашему высказыванию, нет, она совершенно мне неинтересна.
— А если бы была интересна? — тихо спросила она.
— Тогда я бы пересмотрел свою… — он сделал паузу и вздернул бровь, встречаясь с ней взглядом, — позицию по этому вопросу.
Затем он сменил тему на что-то менее личное (изменения, произошедшие в Хогвартсе после его отъезда), и к Гермионе, вновь вернулось самообладание. Но яркий румянец на ее щеках продолжал маячить где-то на краю его сознания, что только способствовало напряжению в его брюках. Он понятия не имел, откуда взялись все эти ненадлежащие мысли, но предполагал, что они были связаны с ее искренним отношением и с вышеупомянутым напряжением.
***