Снежная страна

Заподозрив, что Комако ночевала у него, а он и не заметил этого, Симамура оглядел постель и потянулся к часам, лежавшим у изголовья. Было еще только половина седьмого…

– Как рано-то…

– Да, но горничная уже принесла горячие угли для хибати.

Над чугунным чайником поднимался пар.

– Вставай, – сказала Комако, поднимаясь и пересаживаясь к его изголовью.

Держалась она точь-в-точь как замужняя женщина. Даже удивительно. Симамура сладко потянулся и заодно схватил руку Комако, лежавшую у нее на коленях. Забавляясь мозолями, натертыми плектром, он сказал:

– Спать хочется. Ведь еще только-только рассвело.

– Хорошо спалось одному?

– Ага…

– А ты так и не отпустил усов.

– Ах да, ведь когда мы в последний раз прощались, ты говорила – отпусти усы.

– Забыл, ну и ладно. Зато ты всегда очень чисто, до синевы выбрит.

– А у тебя, когда ты стираешь пудру, лицо тоже как после бритья.

– Щеки у тебя, что ли, пополнели… А во сне у тебя до того белое и круглое лицо, что так и хочется приставить к нему усы.

– Разве не приятно, что лицо гладкое?

– Оно у тебя какое-то не внушающее доверия.

– Разглядывала меня, значит? Как нехорошо.

– Да, – кивнула Комако и вдруг громко расхохоталась, ее руки, державшие пальцы Симамуры, невольно сжались. – Я спряталась в стенной шкаф, горничная даже и не заметила.

– Когда?.. И долго ты там пряталась?

– Да нет, только когда горничная угли приносила.

Она никак не могла успокоиться и все смеялась, вспоминая, должно быть, эту свою проделку, но вдруг покраснела до мочек ушей и, желая скрыть смущение, начала тянуть одеяло, взявшись за его край.

– Вставай! Ну встань, пожалуйста!

– Холодно! – Симамура вцепился в одеяло. – А в гостинице уже поднялись?

– Не знаю, я задами шла.

– Задами?

– Ага, от криптомериевой рощи прямо сюда вскарабкалась.

– Разве там есть дорога?

– Дороги нет, но зато близко.

Симамура удивленно взглянул на нее.

– В гостинице никто и не знает, что я здесь. Разве что на кухне слышали, как я проходила. Парадная дверь-то, наверно, еще закрыта.

– Ты так рано встаешь?

– Сегодня долго уснуть не могла.

– А ночью дождь был…

– Да? То-то листья камыша совсем мокрые. Ладно, пойду домой, а ты спи.

– Нет, нет, я уже встаю! – Не выпуская руку Комако, Симамура быстро вскочил.

Он тут же подошел к окну и глянул вниз, туда, где, по ее словам, она шла сюда. Холм от криптомериевой рощи и до середины склона утопал в густых зарослях кустарника. Прямо под окном в огороде росли овощи, самые обыкновенные – редька, батат, лук. Освещенные утренним солнцем, они удивили Симамуру разнообразием оттенков своей зелени. Раньше он этого не замечал.

На галерее, идущей в баню, стоял служащий и кидал в пруд красным карпам корм.

– Плохо они стали есть, наверно оттого, что похолодало, – сказал служащий Симамуре и немного постоял еще, наблюдая, как корм – растертые в порошок сушеные личинки – плавает на поверхности воды.

Когда Симамура вернулся после купания, Комако сидела в строгой позе.

– В такой тишине шитьем хорошо заниматься.

Комната была только что прибрана. Осеннее солнце насквозь пропитало немного потертые татами.

– А ты умеешь шить?

– Как тебе не стыдно спрашивать! Мне больше всех доставалось в семье, больше, чем всем сестрам и братьям. Когда я подрастала, наша семья, должно быть, переживала самую трудную пору, – словно про себя сказала она и вдруг оживилась. – Знаешь, какое лицо было у горничной, когда она меня увидела? Уж так она удивилась! Когда же, говорит, ты, Ко-тян, пришла?.. А я молчу, не знаю, что сказать. Но не могла же я снова прятаться в стенной шкаф… Не спалось мне сегодня, думала, встану пораньше и сразу вымою голову. Просохнут волосы, пойду причесываться. Меня ведь сегодня на дневной банкет пригласили, боюсь, теперь не успею. У вас в гостинице вечером тоже банкет будет. Меня и сюда вчера приглашали, да слишком поздно – я уже дала согласие быть на том банкете. Так что в гостиницу я не смогу прийти. Суббота сегодня, я буду очень занята и, наверно, уже не выберусь к тебе.

Однако Комако, кажется, вовсе не собиралась уходить.

Она сказала, что не будет мыть голову, и повела Симамуру на задний двор. У галереи, там, откуда Комако пробралась в гостиницу, стояли ее мокрые гэта с положенными на них таби[22].

Симамуре показалось, что ему не пройти через заросли кустарника, где карабкалась Комако, и он пошел вниз вдоль огородов. Внизу шумела река. Берег здесь кончался крутым обрывом. В густой кроне каштана раздавались детские голоса. В траве под ногами валялись неочищенные колючие плоды. Комако наступала на шершавую скорлупу, она лопалась, и каштаны вылезали наружу. Они были еще мелкие.

На противоположном берегу крутой склон горы весь зарос мискантусом. Мискантус, волнуясь, ослепительно сиял серебром, и это слепившее глаза сияние казалось чем-то эфемерным, какой-то прозрачной пустотой, парившей в воздухе.

– Пойдем вон туда? Там, кажется, могила твоего жениха…

Комако выпрямилась, посмотрела прямо в глаза Симамуре и вдруг швырнула ему в лицо горсть каштанов.

– Ты что, издеваешься надо мной?!

Симамура не успел отклониться. Каштаны попали ему в лицо. Было больно.