Снежник

— Они попросили этого человека с другого материка отравить?

— Нет, — рассмеялся старик. — Яд вызовет подозренье. Всякую отраву кладет рука человека. Такой исход — тень на Кобрин. Любое несчастье, чтоб погубило этого беднягу, случайностью своей вызывает ненужные мысли. Нет, Таррум просил иного. Такого, чтобы все знали наверняка: имперцы того не творили.

— Чего же? — спрашиваю, хотя сама уже знаю ответ.

— Волки.

Волки!

Глава 4

Лишь пока гости в бане мы можем спокойно поговорить. На дворе вечереет, и хозяевам приходиться жечь кобринские свечи. Огонь мерно мерцает, словно яркий неживой мотылек. А пахнет — мягко-медово.

— Они думали на чужеземца волков натравить, — дальше рассказывает Пересвет. — Сами не ведали как, но хотели. Погибель от ваших клыков — вот идеальное преступление. Тогда вспомнили и о нас… Как по деревне в студеной мороз волки бродят. Да только разве трогал нас из зверей кто? Вы ж свои… И даже этот… охотничий справочник эти ироды приволокли! Загнать матерого, притравить на человека… Так объяснили. Про вас ничего господам не сказал. Сам пошел…

— К Ворону? — недовольно уточняю у старика.

— Нет, к красноглазым потом явился. По волчьим тропам ступал, чтобы сразу приметили. Знал, какие метки оставить, чтобы тотчас нашли. Не то что эти чужаки, — голос старосты полон печали. — Столько дней провели в самом сердце Айсбенга, а скольких своих потеряли… Нет, лесная гостья. Прежде всего я пошел к твоим волкам. К Китану.

Я удивленно смотрю на него. Сама я о том впервые слышу. Заряна тем временем заваривает северных трав, и дом наполняется их чарующим, маняще-пряным ароматом.

— Ты не серчай на него, — сокрушается хозяин. — Те волки, что нашли меня первыми, думали, что пришел я с вестями об откупных. Ты тогда, видно, совершала обход. Только одному волку из стаи просьбу поведал я — твоему. Он был зол. Сказал, что не будет мириться с прихотями господ и не даст никому из своих вершить их темное дело.

И был Китан прав. Если бы мы уступили даже за новые поставки на север, после эти же люди в Айсбенг б явились убивать моего брата. Этот гость, которому мы должны, как им думается, хребет переломить, тоже будет непрост. А чтобы кобринцам вину с себя снять, нужно затем будет покончить с убийцей.

— И мне пришлось обратиться к красноглазым. Сама уже поняла: они согласились. Только глупый волчонок, этот их дон… Решил перед нортом покрасоваться: скинул шкуру да в людском обличье сам вышел к Тарруму.

Я морщусь. Ворон любит произвести эффект, не помышляя, к чему тот приведет. Задаю старосте вопрос:

— А что тогда делали люди на наших землях?

— Дон красноглазых желал обсудить все на своей территории. Пришлось норту идти, а путь его лежал по владениям твоей стаи. Да и плату нужно было обещанную волкам принести…

Плату! Болт в спину — вот ваша плата. Только когда все свершится, иные люди придут мстить, губя волков без разбору. А прежде всего тех, кто ближе к Живой полосе. Мою семью. Мою стаю.

— А потом Тарруму ты уж попалась… Помочь бы тебе да никак не могу — он пригрозил. Сама знаешь. За себя не боюсь, за людей своих. Ты уж прости, дочка. Но кому, как не тебе, меня понимать.

И прав Пересвет — я его понимаю. Как никто другой понимаю.

Возвращаются чужаки. Староста нашел всем дома, в которых можно остановиться. Таррума, меня, Аэдана и часть людей из отряда селят в пустующее жилище. Пересвет с грустью говорит норту:

— Мало-помалу люди с полосы уезжают. Лучшего здесь уже никто и не ждет. А молодые не рады уже жить на севере, все хотят сбежать из Айсбенга в Кобрин. Этот дом, — поясняет староста, — не один. Таких пустых у нас масса. Многие еще с тех времен, когда сам был ребенком. Только все избы, оставшиеся без хозяев, для жилья уже не годятся. Отсюда недавно владельцы ушли, тут темноту переждать еще можно.

Мы остаемся на ночь на Живой полосе, чтобы утром, выспавшись, отправиться в империю. Даже смыкая глаза, Ларре неустанно ведет за мной слежку. Перед сном, угрожая, шипит:

— И не вздумай бежать. Я тебя всюду найду, волчица. Не сможешь уйти — я почую. А если снова сбежать попытаешься, в этот раз пощады не жди.

Я огрызаюсь:

— Я слышала, люди перед сном обычно желают хороших снов.

Слышу тихий смех Лиса. Аэдан весело подмечает:

— Смотрите-ка, норт, в лесу манерам обучают получше элитных школ!

Кровь моя закипает. Так и хочется вцепиться в кого-нибудь да порвать, но сила Таррума подминает. А он вроде бы спит, но некрепко, прислушиваясь к каждому шороху. И просыпается, недобро на меня щурясь, когда я вроде бы тихо едва-едва шевелюсь.

Я засыпаю, но пытаюсь просыпаться почаще. И каждый раз, когда мое дыханье меняется, норт открывает глаза. Вот же… неуемный!

Потом посреди ночи мне шепчет:

— Напрасно стараешься. Если б даже тебе удалось от меня скрыться, я бы прежде уничтожил всех тех, кто тебе дорог. Пожалуй, начал бы с семьи старосты. Не слишком ли крепко они привязаны к тебе?

Дальше то ли от его угроз, то ли от усталости сплю я крепко.