Снежное видение. Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке

— Ничего нового, — лаконично доложил Лобов. — Я только что вернулся. Ребята заняты самолетом. Погода отличная. Ночью ждем до минус тридцати. Из Солнечной сообщили, что все в порядке. Ковальский поправляется, но с памятью по-старому. Что у вас?

— Тоже — в порядке, и тоже — ничего нового.

— Кончаете? — поинтересовался Белов.

— Похоже, что да… Лабиринт очень сложный. Нижние этажи недоступны — каналы становятся слишком узкими. Даже Мики не проберется. А широкие проходы забиты льдом. Сергей набросал план обследованных частей. Получается, что осталось посмотреть самый дальний — южный участок. Он находится где-то под ледником. Там тоже большинство ходов занято льдом, но местами можно пробраться…

— И никаких следов?

— Конечно, никаких… Убежден, что лабиринт никем не посещался, кроме верхней части, где до нас побывали Сто-нор и его товарищи.

— А что говорит Юрий?

— Преимущественно молчит… Позвать его к микрофону?

— Не надо… У меня все…

— У меня тоже…

— Значит, до утра. Привет ребятам!

— Спокойной ночи, Иван.

Вериадзе выключил передатчик. Оглянулся. Локк и радист спали на раскладных койках поверх спальных мешков. Жиро готовил ужин. Фомин что-то рисовал в полевом дневнике. Белов, подперев руками голову, сидел в дальнем углу за грудой ящиков.

Вериадзе прошелся по Ледяной пещере, осторожно обходя раскладные койки, рюкзаки, сложенное на полу снаряжение. Потом подошел к Белову, сел рядом.

Белов вопросительно взглянул на товарища и снова опустил голову.

— Не получается, Юрий, — тихо сказал Вериадзе. — Не получается по-твоему… Выходит, все-таки я прав… Пора кончать и возвращаться к нашим собственным делам. Тут нет ничего, кроме лабиринта. И не было того, о чем они рассказывали, — Вериадзе кивнул в сторону доктора и Локка. — А все эти загадочные исчезновения и убийство — пусть их власти разбираются. В конце концов это не наше дело.

— Но наше дело помочь им.

— В чем?

— Разгадать эти загадки.

— А если загадок нет? Если существует лишь то, что они сами хотят скрыть?

— Однако они обратились к нам за помощью.

— Обратились с большим опозданием. Помнишь, что было вначале? Мы предлагали помощь, а они отмалчивались. Отмалчивались до тех пор, пока не исчез геофизик и не был убит Стонор.

— Смерть Стонора не может быть делом человеческих рук. Утверждаю это с полной ответственностью как биолог и как врач.

— Генацвале, даже их власти в Управлении Фолклендских островов подозревают неладное. Ведь запретили хоронить Стонора…

— Сказать тебе, о чем ты сейчас думаешь, Шота?

— Ну, скажи…

— Ты уверен, что тут произошло преступление, что Локк и Жиро сообщники и один из них — убийца.

— Н-не совсем, — смутился Вериадзе. — У меня могут быть подозрения, но уверенность — откуда же?..

— Нет, — твердо сказал Белов. — Сейчас ты кривишь душой, Шота. Именно — ты убежден, и не хочешь признаться в этом. И самое скверное: твоя убежденность опирается не на факты, а на домыслы…

— Не на домыслы, генацвале, на логику…

— Ну вот и признался.

— Не лови на слове, — рассердился Вериадзе. — Подозревать каждый имеет право. Хоть ты и понял мою точку зрения, ты ее чрезмерно упрощаешь. Я не исключаю нервного расстройства, групповой галлюцинации, массового приступа безумия, при котором могло почудиться все что угодно и случиться черт знает что. Странно даже: я, не психиатр, утверждаю то, что, по моему разумению, должен был бы утверждать ты…

— Так получается именно потому, что ты не психиатр, Шота.

— Опять парапсихология?

— Да! И могу добавить — Локк уверен, что ты, Шота, считаешь его убийцей, и больше всего на свете он теперь хочет встречи с «призраками», чтобы оправдаться в твоих глазах.

— Ой-вай, — растерялся Вериадзе. — Нехорошо получается… А ты не ошибаешься, Юрий? Или он тебе это сказал?

— Нет, не говорил, конечно. Но я не ошибаюсь. И не понимаю, почему тебя смутили мои слова. Ведь ты действительно считаешь его убийцей.

— Ну, это я про себя и для себя…

— Значит, дело не в самой сути твоего отношения к Локку, а лишь в том, чтобы он пока не догадался о ней…

— Зачем все уточнять, дорогой! Конечно, нехорошо, что он догадался. И в конце концов я ведь тоже человек, могу и ошибиться…

— Вот это ценное замечание, Шота! Но, понимаешь: не то, чтобы Локк по твоему виду или поведению догадался о твоих мыслях о нем. Нет… Просто у него постепенно появилась уверенность, что ты считаешь его виновным, так же как в тебе — убежденность, что он действительно виноват.

— Гм… что же такое получается, генацвале? Для тебя все мозги прозрачные. Выходит, ты можешь читать самые сокровенные мысли, как слепой читает пальцами страницы рельефного шрифта? Я начинаю тебя побаиваться…

— Напрасно… Я никогда не злоупотреблял этой своей особенностью. И лучшее тому подтверждение — даже ты ничего не знал о ней. Но тут мы очутились в особой ситуации…

— Значит, ты по-прежнему настаиваешь на своем, генацвале?

— Да.

— Слушай, интересно, а о чем думает Жиро?

Белов покачал головой: