Снежные дороги судьбы

Он воздел к потолку обе ручищи, в одной из которых был зажат серебряный разливной половник, и отдал команду взмахнув им.

И пятеро солистов, среди коих был и её батюшка затянули на мелодию «Арии варяжского гостя» из оперы «Садко»:

В пещере каменной нашли стаканчик водки,
Цыпленок жареный лежал на сковородке.

Эх, мало водки, мало водки, мало водки! – взгремел остальной хор

И закуски тоже маловато!

Новый жест и новый куплет:

В пещере каменной нашли бутылку водки,
Ягненок жаренный лежал на сковородке.
Эх, мало водки, мало водки, мало водки!
И закуски тоже маловато!

И опять Антип Ефремов взмахивает серебряным половником – словно регент хора или дирижер – и на диво слаженный – как на клиросе – хор продолжил.

В пещере каменной нашли бочонок водки,
Теленок жареный лежал на сковородке.
Эх, мало водки, мало водки, мало водки!
И закуски тоже маловато!

Не выдержав, Никандр Глебович Бугаев – хлеботорговец и товарищ отца по Первой гильдии, сорвался с места, запрыгнул на стол, и принялся отплясывать на нем вприсядку.

А хор невозмутимо выводил:

В пещере каменной нашли источник водки,
И мамонт жаренный лежал на сковородке.
Эх, мало водки, мало водки, мало водки!
И закуски тоже маловато!!!*

Тут вошел лакей и доложил об Степане Степановиче, как знала Маша – важном московском фабриканте и коммерсанте.

– Ведь сказано: никого не пускать, – отвечал Михаил Еремеевич.

– Очень просятся.

– Не видишь – веселье у нас. Так что где он прежде был, пусть туда и убирается…

Лакей унесся прочь, и Маша тоже убежала к себе в постельку, где и устроилась, поджав продрогшие ножки и зарывшись в одеяло.

Почему то что она увидела показалось ей удивительным и необычным – и долго потом, глядя на важных лиц бывавших в их доме или просто встречавшихся на улице – генералов, чиновников, профессоров, она представляла – что если и те, временами, за закрытыми дверьми сняв дорогие пиджачные пары и вицмундиры тоже так развлекаются, распевая лихие озорные песни или отплясывая «русскую»?

А еще вспоминалось совсем недавнее – лишь год минул.

* * *

– Да понял я Машенька – чего ж не понять – не дурак твой батька! Ты прямиком в купчихи метишь – на свое дело замахнулась.

– В купцы, батюшка, в купцы – с улыбкой поправила Мария.

– В купчихи сталбыть… – хитро прищурился Михаил Еремеевич словно не слыша возражения. Добро, что хоть не в курсистки или медички или еще кого. Дело свое открыть, значит, думаешь. Дело если с какого-то конца поглядеть так и не такое чтобы плохое, да только… – он задумался. Только знаешь – дело-то может оно и свое – да только не твое, – не очень понятно скаламбурил он. Вот скажи, – продолжил он, – а много ли ты купчих знаешь? Тех, кто бы делами серьезными ворочал – не пирогами торговать или харчевню содержать паршивую. Аль зонтики шить, как эта Вера Павловна из этого вашего «Што делать», где князь на гвоздях спал? – дурашливо осклабился её батюшка.

Маша на секунду опешила – Михаил Еремеевич книг не чуждался но что-то она не помнила в их библиотеке знаменитое сочинение Чернышевского.

…Разговор происходил в здании Петербургской фондовой биржи, которую какой-то из поэтов читавших свои стихи в собрании молодых гимназисток назвал «Храмом Златого Тельца среди святынь Северной Пальмиры».

Многозначительные разговоры вполголоса в кулуарах аромат сигар и дорогого трубочного табака, роскошные ландо у парадного…

Рабочее место купца Баранцова являло собой кабинет со стеклянными стенами где кроме отца сидели за длинными канцелярскими столами три маклера в черных сюртуках.

Торги на бирже велись по двум большим разделам – товары и ценные бумаги.

К разным акциям и облигациям Баранцов не питал доверия – а вот товарами подторговывал.

Через стекла его конторы был виден торговый зал с несколькими большими черными досками – почти как в гимназическом классе. Шустрые служители в желтых ливреях сновали туда-сюда и мелом чертили сообщения о лотах и котировке.

Баранцов время от времени отдавал вполголоса распоряжения, и сидевший тут же юный посыльный бежал в торговый зал, передавая записки распорядителю торгов.

Иногда Михаил Ефремович отдавал курьеру пояснения, вроде:

«Керосин Нобеля, тысячу пудов берем» или «Катанное юзовское железо, лот номер двести пять – подожди пока упадет до семнадцати».

И вот сюда и пришла дочь купца Первой гильдии Баранцова Михаила Еремеева сына, не далее как месяц назад закончившая 2-ю Санкт-Петербургскую купеческую женскую гимназию, и теперь надумавшая как жить дальше.

Именно об этом она только что сообщила батюшке.