Со стороны, наверное, покажется:Не иначе я тронутый умом,Всегда один хожу, в руке поклажа —Тетрадь и толстый Льва Толстого том.Да, я гуляю в неприглядных зарослях,Что на отшибе разрослись двора.А отчего же я на них позарился?Такая в жизни выпала пора.И в многолюдье неуютно, тошно,И всяк сосед страшнее, чем чума.С котом я разговариваю тощим,Стихи ему читаю дотемна.Потом поглажу по спине облезлой,Скажу: «Спокойной ночи, добрый друг».Но спать он под сиренью не полезет,Блуждать пойдет в подвал, часов до двух.А там, укушенный за горло крысой,На волю выползет, где свет луны,И жалобно заплачет он по-лисьи,Умрет в предзорье у сырой стены.Я заверну его в свою рубахуИ отнесу подальше с глаз долой,Похороню. Неведомая птахаСпоет ему куплетик отходной.Я постою у маленькой могилы,Вздохну печально: некому теперьСтихи мне почитать – кругом дебилы,Что не квартира – на запоре дверь,И день любой от теней леденящихУгрюм, ненастен – жизнь ему не в кон,Как будто в ранах, тяжело саднящих.Тем на меня похож прискорбно он.И все же жизнь земная переменчива,Я выйду с целомудренной душойИз зарослей, таящихся застенчиво,Со мной моя тетрадь и… граф Толстой.«Люблю старушек, что выводят спозаранку…»
Люблю старушек, что выводят спозаранкуНа выгул кто собаку, кто кота,И всласть с туманцем пригубить росянки,В ней в данный час святая чистота.Я cам уже на воле отряхаюсьОт снов, что ночью мучили меня.Зарядкой по привычке занимаюсь,Сказать по-хуторскому – у плетня,А в яви изгородь из зарослей кленовых.Ровесницам не смею я мешать,Их нарушать житейскую обнову,Которую возможно лишь понять,Проникнувшись душой неприхотливойВ движение незримых тайных волн.Когда собачка скачет шаловливо,И грациозности, величья полнКот, ото всех отдельно изучаетЗначение растений, муравьев.Меня приметив, головой киваетОдна из бабушек без лишних слов.Они, слова, ведь смыслом наполняются,Когда нужда в них сущая сквозит.И так понятно: утро улыбается,Продлить наш век скудельный норовит.«Его воспринимаю без восторга…»