Снежные псы

Он не успел договорить, что случится сейчас, потому что то, что должно было случиться, видимо, и случилось. Снегирь сел. Причем не так, как садятся все приличные люди, а весьма необычно. Так садятся вампиры в классических фильмах — как будто к спинам у них приделана доска, всем туловищем. Снегирь уселся так же, и в глазах его зазмеилось нечто похожее на северное сияние. Багрового оттенка.

— Бежим! — уже взмолился Тытырин. — Бежим!

Снегирь громко икнул. Посмотрел на свои руки. Потом стал увеличиваться грудью, будто проглотил грелку, а теперь ее внутри стали надувать. Я даже подумал, что сейчас несчастный Снегирь лопнет, разлетится по стенам неопрятными лохмотьями, перепачкает помещение.

Но Снегирь не лопнул. Лишь выдохнул.

Огненная полоса протянулась через комнату, прожгла бумажную ширму с зубастыми драконами, подпалила драпировки. Стены загорелись. Быстро-то как! Ну да, вся эта японская лабудень горит просто на ура.

Вампирски поднялся с пола Ямомото. И тоже стал надуваться.

— Что там было? — Я повернулся к извивающемуся на цепи Тытырину.

— Слезы дракона. Давай освобождайся скорее, а то они нас поджарят!

Дальше и в самом деле тянуть было нельзя. Я вывихнул большие пальцы и сбросил наручники. Вызволил Тытырина — замок на цепи был не из последних модификаций золингеновских замочников, я сломал его в два рывка.

— Я хотел для себя… — объяснял Тытырин, — в целях профилактики…

Ямомото тоже плюнул. Огнем. Впрочем, все вокруг и так хорошо горело, без него.

— Теперь эти гады, — я указал на самурая и придворного поэта, — будут жить вечно. Во всяком случае, достаточно долго. Как, кстати, тебе удалось?

— Как-как… — Тытырин потрогал лицо. — Лупил себя, вот как. Хорив не такой уж слезливый, по капле собирал! А сволочи все выпили! Что с ними теперь будет?

— Скоро очухаются. А пока нам лучше и правда свалить. Да и вообще лучше валить.

— Куда валить? — растерянно спросил Тытырин. — Тут везде стены…

Я подошел к Ямомото со спины. Трансформация продолжалась. Последний самурай мелко вибрировал, по выбритому до блеска темечку бежали синие вены. Мне очень захотелось его треснуть, но я удержался. Только сдернул с него патронташи с револьверами, а потом забрал со стола фотоаппарат и другое свое имущество. Самурай снова плюнул и едва не попал в Тытырина. Тот завопил.

— Держись за мной, — бросил я ему и двинулся вперед.

Прямо через разрисованные ширмы.

Бумага была тонкая и хрупкая, наверное, на самом деле рисовая, я пропарывал ее, как ледокол «Красин» арктические льды. Тытырин держался за мной. Направления я особого не выбирал, просто пер до тех пор, пока не наткнулся на стену. Обычную, бревенчатую. Секунду раздумывал, куда повернуть — направо или налево. Решил налево. И угадал — выход оказался неподалеку.

Дворец горел, как пионерский костер. Из немногочисленных узких окон вываливались еще более немногочисленные самураи. А во дворе самураев вообще не было, видимо, предусмотрительно разбежались.

— Что дальше? — перебивая огненный рев, спросил Тытырин.

— Дальше смотри. Тебя зачем сюда послали? Писать летопись. Вот и пиши. А будешь плохо писать, мы себе живо другого летописца завербуем.

Я отошел на несколько метров, развернулся и сделал несколько снимков. В жанре батальной фотографии.

Вдруг из левого крайнего окна выпал Ямомото. Без меча, в разодранной одежде, босиком. Он покачивался и оглядывал пространство, как бык на корриде — исподлобья и зло.

Из соседнего окна показался Снегирь. Тот просто дымился.

Они осмотрелись, потом, пребывая в сомнамбулическом состоянии, направились друг к другу. Сблизились метров на пять, схватились за руки. Их затрясло, оба задрали морды к небу и выдохнули пламя.

Я успел сфотографировать. Отличный кадр! Прямо душой порадовался! Войдет в золотую серию. Назову «Сила огня». Или лучше — «Друзья-огнеметчики».

Впрочем, смотреть на дружеские объятия было некогда.

— К воротам! — велел я Тытырину.

Мы побежали. У надвратной башни царила боевая неразбериха. Защитники Деспотата тащили факелы, корзины с камнями, корзины со стрелами, я заметил пару чанов со смолой, видимо, ею собирались поливать нападающих. Народу не так уж чтоб очень много, человек тридцать. И старались они не шибко, видно было, что воевать им не хочется, а хочется залезть куда-нибудь в подклеть…

Кстати, интересно, что такое подклеть? Или подклет?

Мечтатели. Неудачники. Нет, не так: мечтатели-неудачники. А что? Почему бы не быть мечтателям-неудачникам? Один вот мечтает, как Перец — мощно и ярко, и у него целый город. А другой мечтает тоже мощно, но… недостаточно мощно. Его мощи хватает только на то, чтобы сюда перенестись. А чтобы что-нибудь уже здесь организовать… Вот только смолу могут на головы лить.

— Их много… — с сомнением сказал Тытырин. — Двадцать штук, наверное…

— Тридцать четыре, — поправил я. — Но что делать, мой добрый Нестор, в том-то и есть доблесть. Какой мне смысл побивать каждого гада в поединке один на один? Один против тридцати четырех — вот подлинная доблесть. К тому же… Короче, давай кричи громко.

— Зачем?