Снежные зимы

— Да что ты! Ай да Надя! Какая воля! Однако для взрослой дочери нужна какая-то легенда. Какая?

— Ее отец — я.

— Ты? Я таки догадывался, что будет сенсация. Что ж, можно понять, но подумала ли она…

— Нет. У Нади была легенда о партизане, который погиб. Я сам сказал это Вите. Недавно. Она приехала посмотреть на своих сестер.

— Узнаю Нехлюдова нашего времени. Замаливаешь грехи?

— Не надо, Валя, о моих грехах.

— Ох, Иван. Усложняешь ты себе жизнь. Надя создала самую разумную легенду. Она мудрая женщина.

— Кто-кто, а ты знаешь: я никогда не жалею о том, что уже сделал…

— Все-таки это толстовство какое-то. Столько проблем взвалить на себя! Зачем?

— Я должен сказать своим. Но не сказал пока что…

— Иван! — Будыка прочувственно сжал руку друга. — Понимаю. Можешь не предупреждать. Тайна друга для меня то же, что государственная.

— Тайной останется одно — о Свояцком.

— Любишь ты романтические истории. Слушай. А дед не помнит?

— До него, кажется, не дошло, кто такая Виталия. Когда он к нам присоединился! Тогда уже был семейный лагерь — столько женщин, детей! Партизанских сынов и дочек!

— Все, Иван. Могила. Но удивлен. Признаюсь. Хотя и знаю, что удивлять ты умеешь. Пошли. И молча выпьем за Надю. Кто знает: если б не ты, мог бы не устоять я. Перед такой женщиной! Все мы человеки. Как она? Постарела?

— Да уж не помолодела. Дочь вон какая!

— Да, неумолимое время, — тяжело вздохнул Будыка. Когда они вышли из спальни, Ольга Устиновна сказала им укоризненно, но беззлобно:

— Заговорщики старые.

Они не забыли молча выпить за Надю. Возможно, Ольга догадалась, за кого они пьют, потому что иронически спросила:

— Можно с вами?

Тут же присоединилась Милана:

— Я тоже хочу с вами выпить.

Не совсем тактично получилось по отношению к другим гостям. Но никто об этом не подумал. Налили, что попалось под руку, стоя у чистого, меньше, чем вначале, загроможденного посудой стола.

— За что? — должно быть, не без хитрости спросила Ольга.

— За них. За наших мужей, — сказала Милана.

— За нашу молодость, — предложил Иван Васильевич, Будыка вздохнул.

— За вашу молодость, — согласилась Ольга.

— За нашу, — поправила Милана. Каждый вкладывал в тост свой смысл.

Глава XII

Продолжение вечера совсем было непохоже на его первую половину. Разошлись по домам гости солидные, любящие подолгу сидеть за столом, пить, есть, иногда тянуть старые песни. Власть захватила «нижняя палата». Молодежь выставила столы на площадку и начала свою свадьбу. Веселье захватило и стариков, тех, кто остался. Возможно, в том душевном состоянии, которое овладело Иваном Васильевичем вначале, многие из модных танцев и песен ему не понравились бы: даже самые большие вольнодумцы в таком возрасте становятся моралистами. Но удивительно изменилось его настроение, внезапно, в какой-то неуловимый момент. Почему? Огорчило неожиданное замужество Лады и обрадовал приезд Виталии? Однако же приезд ее принесет немало забот — столько проблем взвалить на себя, как говорит Будыка. Уже насторожились Ольга, Лада, даже флегматичная Майя, хотя старшая дочь, пожалуй, недовольна только одним: из-за лишней гостьи ей негде будет лечь и придется тащиться по морозу домой, в свой микрорайон.

Элегантная пара — Ладины друзья-физики — танцевала твист. Выламывались, извивались, как без костей, распластывались, чуть не ложились на паркет и снова медленно, мягко, словно на невидимых пружинах, поднимались. Необычно, но, пожалуй, красиво. Им хлопали. Под ту же чужую музыку магнитофона Иван Васильевич ловко прошелся вприсядку, выбивая такт ладонями по паркету. А мы умели вот как! Где больше надо ловкости? А потом пародировал модный танец. Довольно удачно. Молодежь не подсмеивалась — подзадоривала. Только жене не понравилось. Ольга остановила:

— Отец, не ребячься. Не с твоим сердцем.

Клепнев, этакий прогрессист, всегда за молодежь, рассуждал вслух:

— Через два года все старушки будут отплясывать твист. Это — как узкие штаны. Давно ли дружинники хватали из-за них?

— Давно.

— А попробуйте вы. Вы! — Лада тащила толстого защитника моды за руку, но он упирался, потому что танцевать не умел и не любил выставлять себя в смешном виде, особенно перед женщинами.

Была у Лады запись для любимого — матросский танец, энергичный, как положено на флоте, с выкриками и присвистом. Она сама включила эту ленту и сама попросила ласково:

— Саша!