Читаем Снежные зимы полностью

…Адалина давно распускает обо мне грязные сплетни. Игнорируя, как говорят, общественное мнение, я вечерами захожу к Олегу в его холостяцкую комнату при школе. Еще в институте я была злейшим врагом условностей и предрассудков. Но то, о чем чешут языка Адалина и другие кумушки, могло случиться лишь вчера. На счастье, не случилось. На чье счастье?

И раньше мы целовались. Не святые. Вчера он начал меня целовать, когда я сидела на диване. Целовал очень горячо. И мне было приятно. Я не отталкивала… пока рука его не полезла, куда не надо. Тогда я так рванулась — недаром в институте была разрядницей, — что он очутился на полу. Меня рассмешило, как он плюхнулся. А он обиделся, разозлился, бросил мне: «Дура!» Тогда и я разозлилась, наговорила черт знает чего и выскочила как ошпаренная. Мне надо было похулить где-нибудь в поле, чтоб успокоиться. Но снег занес все дороги и тропки. Мело. И я сразу пошла домой, разгоряченная, взволнованная. Вид мой испугал маму. Как она вглядывалась в меня! Долго. Молча. И как я прятала глаза! Мама не выдержала, спросила:

«Что с тобой, Вита?»

«Ничего, мама».

Я, конечно, покраснела, смутилась, как школьница. О, мама, мама, какой у тебя острый глаз! Мучительные минуты пережила я, пока не догадалась, что лучше всего сказать если не всю правду — стыдно, — то хотя бы полуправду.

«Я поссорилась с Олегом».

Мать вздохнула, показалось мне — с облегчением. Знаю: ей не очень нравится Олег и мои отношения с ним. Но я стала его оправдывать. «Не думай дурно об Олеге. Это я виновата. Ты же знаешь мой характер. Начали со спора о пустяках, а кончили тем, что поссорились. Я нагрубила». Что я могла нагрубить — в это мама поверила. Странно. И обидно. Даже мама считает, что я такая. А кого я обидело? Обижают меня. Опять-таки даже мама считает, что я очень уж современная: в поведении, во взглядах на жизнь, на людей, на искусство — во всем. И никто не знает, что я, может быть, самая старомодная.

Перейти на страницу:

Все книги серии Белорусский роман

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза