Снежные зимы

Из приемника льется такая душевная музыка, что хочется и смеяться и плакать. Не знаю даже — чья. Кажется, Григ. Мама светится — рада: наконец умнеет дочка. От джазов у мамы болела голова. Пришел Олег — серьезный, почти торжественный и при матери трагическим голосом открыл еще одну страничку своей биографии: официально он не разведен со своей бывшей женой, она не дает развода. Ничего себе страничка! Сколько еще таких страниц в его светлой биографии? Через полгода так же трагически сообщит, что у него не одна жена, а три и табун детей? Ломаю голову: почему он до сих пор молчал? С какой целью? Зачем рассказал теперь? Назло мне? Или чтоб оправдаться? Мол, рад бы в рай, да грехи не пускают; давно предложил бы руку и сердце, да вот видишь — связаны руки мои. Вскипела я. Хотелось поговорить с глазу на глаз. Но махнула рукой. Олег предложил пойти погулять. Отказалась.

«Я понимаю, — виновато склонил он голову. — Тебе больно. Прости мне малодушие. Я хотел все уладить, тогда сказать».

Мне больно? Нет. Боли не чувствую. Вру однако. Все-таки что-то треснуло вот здесь, под грудью, под моей полной и красивой грудью… она давно уже просит прикосновения нежных детских уст. Не стыдно будет, если мама читает дневник? Нет, не стыдно! Даже перед мамой. Спросила у нее, что она думает относительно признания Олега. Мама не сразу ответила. Помолчав, вздохнула. Грустно вздохнула.

«Хочешь, чтоб сказала правду? И раньше и еще сильнее теперь я хотела и хочу, чтоб ты связала свою жизнь с другим человеком… Не с ним. Не лежит мое сердце…»

Я почему-то разозлилась.

«А кого ты выбрала? С кем ты связала свою жизнь?» — чуть не вырвалось у меня. Слава богу, спохватилась. Какое я имела право так жестоко укорять ее?

Сказала мягко, как бы в шутку:

«Странно, что ты такая, мама, старомодная».

Но и это обидело ее:

«Где уж мне угнаться за вами, модными!»

Разговор этот произошел еще летом, на лугу. Мама с первых послевоенных лет, как только обосновалась в Калюжичах, помогала летом в колхозе, в особенности во время сенокоса и жатвы. Люди удивлялись: какой расчет учительнице работать? Она не всегда даже получала натурой за выработанные трудодни. Однако, видимо, и почитали ее за это. Тогда была семилетка, учителей немного, и мама, пожалуй, была самой уважаемой среди них.