Снежный ангел

Не говоря уже о том, что я давным-давно сделала свой выбор. Явился Сайрус, мой личный прекрасный принц, и папе автоматически досталась роль злого отчима. В сиянии нестерпимо жаркого романа все, что он говорил или делал, казалось темным, подозрительным. Он старается для моего же блага? А раньше он обо мне заботился? В моем незрелом сердце еще жила обида — мать была для него важнее, чем я. Он выбрал ее. Ну так я выбираю Сайруса.

Я вздохнула:

— Столько воды утекло. Я не могу вернуться назад, даже если бы захотела.

— Почему?

Я терла лоб, подыскивая слова. Как объяснить, что Сайрус запретил мне встречаться с родным отцом? Он называл папу быдлом, голодранцем, с которым у Прайсов не может быть ничего общего. А я была наивна и с готовностью верила каждому слову своего новоявленного возлюбленного. Теперь-то я со стыдом вспоминаю об этом — как можно было принять за чистую монету грязные измышления Сайруса о моей семье? И как признаться в этом дочери?

— Почему мне нельзя к дедушке? — гнула свое Лили. — Ты сама спросила. А я и говорю: поедем к дедушке, тогда мне будет хорошо. Хочу к дедушке!

— Я не дедушку имела в виду, когда спрашивала, а твоего папу.

— А папа тут при чем? — удивилась Лили.

— При всем! — Я раздраженно всплеснула руками. — Я из сил выбиваюсь, чтобы тебе было хорошо. Чтобы тебе жилось лучше, чем мне в твои годы. Но я же не волшебница, я не могу быть тебе папой.

— И дедушкой не можешь быть!

Я зажмурилась, застонала:

— Отлично! Твоя правда. И дедушкой не могу быть.

Лили надолго замолкла, потом повозилась на кровати и затихла. Я открыла глаза. Лили лежала на спине, уставившись в потолок.

— Наверное, тебе надо перестать выбиваться из сил, — проговорила она. — И не стараться быть всеми сразу.

— А по-моему, идеально налаженная жизнь — это счастливая жизнь.

— Идеальной жизни не бывает, — глубокомысленно изрекла Лили.

— Я и не знала. — Откинувшись на свою подушку, я повернулась лицом к дочери: — Я тебя подвела, да? И в один прекрасный день все это всплывет на консультации у психолога?

Лили фыркнула:

— Уж будь уверена! Только ничего ты меня не подвела. Просто мне нужно то же, что и всегда: правда. Я пойму, мам.

— Ты ее получила. Воз и маленькую тележку правды. Пакость, верно?

— Да, иногда.

— И ты хочешь еще?

— Хочу. — Лили положила руки под щеку, не сводя с меня глаз. — Я не боюсь. И потом, меня Бог бережет. Можешь не волноваться.

Я вскинула бровь. Однако мудрая у меня дочь. Удивительный ребенок.

— Откуда ты знаешь, что Бог тебя бережет?

— В псалмах так написано.

— С каких это пор ты читаешь псалмы?

Прайсы всегда были примерными прихожанами, но чтобы цитировать Святое Писание? Такого за нами не водилось.

— Сара читает нам молитвы перед репетицией живых картин. Вчера про это рассказывала. Это такой обет. Сара говорит, Бог мой заступник и спаситель.

— А мне казалось — я твой заступник.

Лили молчала.

— Ладно. — Я убрала прядь волос у нее со лба. — Я все поняла. Ты растешь. Ты сильная, и мудрая, и удивительная. И ты достаточно взрослая, чтобы знать, почему тебе нельзя к дедушке.

— Я взрослая?

— Да. Я думала, ты еще маленькая. Но похоже, ошибалась. И не только в этом.

* * *

Смерть матери оказалась ударом. И не только из-за своей внезапности. Во мне боролись самые разные чувства — горе, шок и еще кое-что, в чем не очень-то хотелось сознаваться: облегчение. После смерти матери сквозь тучу, всю жизнь висевшую надо мной, забрезжил какой-то свет. И хотя дом без нее опустел, помрачнел даже, но в тихих комнатах поселилось спокойствие. Такой вот побочный эффект.

Стояло лето, самая горячая пора для папы. Мне же заняться было абсолютно нечем, и после похорон Бев я несколько дней безвылазно проторчала у себя в комнате, единственном месте, где раньше чувствовала себя в безопасности и где теперь даже могла запереться. Кто запретит? Матери уже нет.

Не помню точно когда, но до меня вдруг дошло: а ведь сидеть в четырех стенах, да еще по собственной воле, совершенно необязательно. Можно пойти куда хочешь. Делать что хочешь. В четырнадцать лет от подобного открытия голова идет кругом.

Первая вылазка за пределы моей комнаты была недальней, но мир для меня перевернулся. Как-то раз я вошла в нашу допотопную гостиную, окинула взглядом царящий там пыльный беспорядок… Все выглядело ветхим, обтрепанным. Очертания предметов какие-то размытые. Я потерла глаза, поморгала — картина осталась прежней. По ковру, сплошь засыпанному крошками, я прошла к окну, отдернула тяжелые шторы. За окном сиял ослепительно яркий, словно отполированное стекло, день. Я даже зажмурилась.

Бев не любила открывать окна. Пришлось изрядно повозиться с проржавевшей щеколдой, пока она не поддалась со скрипучим вздохом. Я распахнула обе створки, и теплый сквозняк принялся хозяйничать в гостиной. Пробрался в каждую щель, выставляя напоказ все углы, забытые временем и матерью.