Снежный Август

Я запрещаю сопровождать первую публикацию предисловием, послесловием или комментарием редакции, а также вносить в рукопись какие бы то ни было изменения. Я решил объяснить всему миру мотивы собственных поступков и не хочу быть неверно понятым из-за мании редактора правильно расставлять запятые.

Имя автора должно быть напечатано так: «Джек Роберт Гиппенрейтер, экс-чемпион мира по шахматам».

Мой отец, великий ученый и изобретатель Роберт Гиппенрейтер, был глубоко верующим человеком — он верил в роботов.

«Когда человечество изобретет одушевленную машину…» — начинал он и принимался перечислять блага, какие последуют на Земле с появлением роботов.

Кстати, отец немного скромничал. Под словами «человечество изобретет» следовало понимать «я изобрету».

Свою мать я совсем не помню. По рассказам отца, у нее была разлажена нервная система, и даже приветствие, произнесенное «не тем тоном», вызывало у нее приступ истерики. Она всегда хотела больше, чем у нее было, и не кончила в сумасшедшем доме только потому, что скончалась до того.

Трудно было определить, что делал мой отец, но он, несомненно, что-то делал. Однажды его пригласили в какую-то фирму для выполнения секретного заказа, но вскоре он разругался там с какими-то имевшими влияние людишками. Впрочем, теперь я понимаю, что именно хотел создать мой отец; им же нужно было совсем другое.

Я мог бы рассказать, что я вытворял в юности, но это не имеет значения. Учиться я не хотел, думать не умел, работать не мог и, чтобы избавиться от своей всепоглощающей застенчивости, ввязывался во всякие глупые истории. Я был никем, я физически не мог стать кем-то. Меня вечно куда-то несло, но и путешественником я не был. Осенью я шел через всю страну на юг, туда, где зима помягче; весной возвращался.

Отец ничего вокруг не замечал и занимался своими делами, но однажды я застал его ничего не делавшим и сильно постаревшим. Он с нетерпением ожидал меня.

Оказывается, он достиг цели своей жизни и создал механический разум.

— Сколько ты получишь за свою механику? — спросил я.

— Это не механика… — смутился отец. — Я и сам плохо понимаю, что и как там действует. Я смоделировал мозг человека, но не хочу его никому продавать. Ведь его можно запрограммировать на все, что угодно, и если о нем пронюхают военные… нет, патент я не возьму. Я оставлю его тебе и запрограммирую…

— На добывание денег, — подсказал я.

— Помолчи! Я дам тебе жизнь, наполненную событиями, уважение грамотных людей, бессмертное имя. Я все продумал! Ты умеешь играть в шахматы?

— В руки не брал. При чем тут шахматы? — удивился я.

— Научишься! Ты станешь чемпионом мира по шахматам, а я буду тобой гордиться.

Так вот, длинных диалогов и отступлений больше не будет. Этим диалогом я хотел еще раз дать возможность моему отцу наговориться всласть о своем изобретении, а самому еще раз услышать его голос. Он умер через полгода, когда я… Но — по порядку.

Это была первоклассная авантюра, и я впервые в жизни увлекся. На последние деньги мы заказали у ювелира фигурку шахматного короля из слоновой кости и с крохотным бриллиантом вместо короны. Получилась очень симпатичная вещица, и в нее отец вставил свою механику, — бесформенный комочек непонятно чего, который мог рассчитывать огромное множество шахматных вариантов и, что самое главное, способен был алогично мыслить и принимать интуитивные решения в головоломных позициях. Возьмись против него играть второй такой же комочек, они тут же угробили бы саму идею игры — они бы, не начиная, согласились на ничью. Короля я носил на шее, как амулет; оттуда он все чудесно видел и через крохотный приемник, который я вставлял в ухо, сообщал мне нужные ходы.

Наконец мы сели учиться играть.

— Е2 —Е4, — сказал Король.

— Объясни сначала, кто как ходит, — попросил я.

Король удивился и стал учить с самого начала. Во всех играх есть много общего: игровая логика «я так, он так»., К чему я это пишу? В общем, я был картежник со стажем и быстро все понял.

Вскоре Королю надоело меня учить, и мы отправились в шахматный клуб. Первое испытание мне хорошо запомнилось. В накуренном зале было полно народу, на многих досках играли на деньги. Какой-то человечек с внимательным взглядом безразлично подпирал дверь и, увидев меня, предложил сыграть. Сразу нашелся свободный столик, и, когда я расстегнул пиджак, мой партнер уставился на Короля.

— Забавная штучка, — похвалил он. — Вы, наверно, сильный игрок.

Он был похож на карточного шулера. Потом уже, приглядевшись ко всей этой шахматной шайке, я понял, что они мало чем отличаются от картежников — приемчики все те же.

Итак, поглазев на мой бриллиант, он наконец вошел в роль и ласково сказал: