Снежный ком

Я попытался это сделать, но безуспешно: попробуй переверни лодку, когда в нее налило, по крайней мере, с полцистерны воды!

— Бо-о-о-о-ря-а-а-а-а! — снова донесся заглушаемый шумом дождя Лялькин голос.

— Давайте, братцы, вброд или вплавь, — скомандовал Юра.

Но ребята не сразу вошли в воду, хотя были и бек того до нитки мокрые. Еще утром тихая и мирная протока, которую и мы с Лялей запросто могли бы перейти вброд, сейчас вздулась вровень с берегами и неслась мимо, мутная и враждебная, вся в пене и водоворотах.

— Переходим таджикским способом! — скомандовал Юра. — Держимся друг за друга! Пошли!..

Поток сбивал парней с ног, но они упрямо шли через протоку плотной шеренгой. Я никак не мог сосчитать, сколько их там, пять или шесть добровольцев, отправившихся в грозу разыскивать нас с Лялькой. Было стыдно, что так бессовестно вели себя по отношению к остальным, и в то же время, чтобы не подводить Лялю, приходилось делать вид, что тоже ищу ее, потому и попал сюда на остров.

Я вошел в протоку и, держась одной рукой за корму привязанной лодки, вторую протянул идущему впереди Юре, ожидая разноса или хотя бы упрека. Но он вдруг совершенно неожиданно весело сказал:

— Ну как, жив, старик? Молодец, что остался свою Ларису искать!

Нарочно он меня выручал или на самом деле так думал? До чего же добрый человек, наш Юра! Сам бы я такое алиби не сочинил…

Как глухонемой мотнул я головой, хотел что-то сказать, но промолчал.

— Лариса-то где? — прислушиваясь к шуму дождя, спросил Юра. Только сейчас я понял, что молчу не по своей воле: челюсти свело судорогой, и я при всем желании не мог их разжать. Молча повернувшись, я пошел впереди остальных на Лялькин голос.

— Бо-о-о-о-ря-а-а-а! — раздалось совсем рядом, и я едва успел подхватить повисшую на мне мокрую и всхлипывающую, дрожащую от холода и страха Ляльку.

— Как ты мог! Как ты только мог уйти!.. Ты совсем меня не любишь! Жестокий ты, черствый человек!.. А еще говорил!.. — Ляля замолчала, увидев сквозь завесу дождя приближающиеся фигуры.

— Ну вот и Лариса!.. Уф! Жива? Здорова? Ничего с тобой не стряслось? — остановившись возле нас, принялся выспрашивать Ляльку Юра. — Ну что ты молчишь? Руки, ноги целы?

— Где ты пропадала?

— Угораздило же тебя!

— Заблудилась в трех соснах!

— А ты, следопыт, что молчишь? Где ты ее нашел?

— Ладно, разберемся дома, — остановил ребят Юра. — А сейчас быстрее обратно к дороге!

Он снял с себя плащ и набросил его на голову Ляльке, хотя она уже была насквозь мокрая. Заглянув под капюшон, приободрил:

— У нас тут крытая машина, там сухая одежда, горячий чай в термосе… Смотри, вон Борька твой от поисков едва с ума не спятил…

Ляля не могла ответить: зубы у нее выбивали частую дробь, но я-то знал, что дрожала она больше от нервного перенапряжения, чем от страха. По-прежнему я не мог даже слова сказать. Молча помог парням перевернуть лодку и вылить из нее воду, передал им весла, так же молча помог войти в дощаник Ляльке и Юре, вместе с дружками — Колей Лукашовым и Петькой Кунжиным стал толкать лодку через протоку.

Вода порой подбиралась к самой шее, сбивала с ног. Но все вместе мы одолели течение и благополучно добрались до противоположного берега.

По-прежнему я молчал.

— Да ты скажи хоть слово! Онемеешь! Нашлась ведь твоя Лариса! — прикрикнул на меня Юра, но и его окрик не вывел меня из оцепенения. Может быть, потому я и молчал, что сказать мне было нечего…

Откровение

Машина, разбрызгивая грязь по проселку, наконец-то миновала луга, выехала на шоссейную дорогу. Впереди показалось омытое грозой, сиявшее во всем великолепии Костаново.

Блестели мокрые, словно слюдяные, крыши домов, сверкала каплями хвоя сосен, темные ели, освеженные ливнем, устремили к небу пики вершин. Великолепные березы, выстроившись в ряд вдоль дороги, раскудрявили до самой земли глянцевитые зеленые косы, просушивая их в бесшумном пламени чистого и румяного заката.

Из кузова катившегося по шоссе грузовика мне было хорошо видно, как опускалось в вечернюю зарю курившееся, словно после бани, солнце, бросая отсветы на все еще громоздившиеся в противоположной части неба грозовые тучи.

Сизые до черноты, перечеркнутые поперек белыми стрелами, они клубились и сталкивались, принимая очертания то невиданных чудищ, то — занимающей полнеба человеческой фигуры.

Словно огромный монах, может, сам Андрей Рублев в клобуке и с мешком за плечами, склонился над полем и долами, распустив до земли дождевыми полосами рукава своей рясы.

Сердито ворча и посверкивая огоньками, уходил он все дальше к горизонту, разрисовывая волшебной кистью и землю, и небо, оставляя за собой чистый и сверкающий мир, такой пахучий и так остро насыщенный озоном, что хотелось дышать и дышать этой свежей зеленью лугов, смолистым ароматом сосновых метелок, душистой листвой выстроившихся вдоль дороги берез и кленов.

Машина набрала скорость, быстрее замелькали деревья, навстречу им медленно поплыл в обратную сторону горизонт, где у самой кромки леса мерцали цепочкой рубиновые огоньки зари, отражавшиеся в окнах домов уже потянувшихся на ночлег деревень.