Снежный ком

— Я в ширпотребе? — Симочка расхохоталась и так повела плечом, что даже я понял: ни при какой погоде она в ширпотребе ходить не будет, тут же найдет себе нового Тему, еще похлеще этого! Да и тех нарядов, что у нее накопилось, хватит и Симочке и ее доченьке Любашке, чтобы безбедно до конца жизни прожить. Только вот вопрос: «За чей счет?..»

— Ладно, живи, — сказал я и уже собрался было выйти из комнаты, как Симочка с загоревшимися вдруг глазами подошла ко мне вплотную, касаясь моего живота своей поролоновой грудью:

— А ты, парень, с характером. Останься, не пожалеешь…

— А у меня денег всего трояк. Если договоримся, останусь, — выхватив у нее ключ, ляпнул я и едва увернулся от оплеухи: все-таки хорошо владеть отличной реакцией — три года занятий в секции каратэ кое-что мне дали.

Нырнув в дверь за спиной Симы, я сбежал со ступенек крыльца. Вслед мне неслась такая отборная ругань, что и биндюжники с одесской Дерибасовской позавидовали бы. Ай да Симочка! Вот тебе и «высший свет»!

Вышел я из Симочкиного и Теминого ухоженного дома с запланированной местной канализацией и твердо решил никогда больше не переступать этот порог.

Лишь прошагав немного по улице и хватив всей грудью послегрозового чистого воздуха, я обрел способность подумать, что же все-таки произошло?

А ничего особенного! То, что и должно было произойти, поскольку я рано или поздно должен был стать нормальным взрослым человеком.

Мне страшно захотелось сейчас увидеть Лялю. Но что я ей скажу? Тем не менее как ни отвергал я сейчас эту мысль, ноги сами понесли меня к дому Аполлинарии Васильевны, тем более что и Симочка обмолвилась, будто Тема зачем-то отправился к дяде Фролу.

Прыгая через лужи, отражавшие багряную зарю, я несся чуть ли не бегом по деревенской улице и едва не столкнулся с дядюшкой Фролом на узкой, только что протоптанной после дождя тропинке.

Сосредоточенный и явно встревоженный, шел он как будто прямо с рыбалки в брезентовом плаще с откинутым капюшоном, в огромных резиновых сапогах.

Я подумал, что, расплевавшись с режиссером, не начав еще свой сценарий об Андрее Рублеве, дядя Фрол теперь полностью посвятил себя рыбной ловле и теперь идет на речку проверять донки, на которые он ловит двухкилограммового леща. И такая меня взяла досада на моего любимого дядюшку, что, еще не заговорив с ним, я уже готов был сказать ему все, что о нем последнее время думал.

Увидев меня, дядя Фрол даже не остановился, а буркнув: «А, Боря, здравствуй!» — с совершенно расстроенным видом двинулся дальше.

«Что это с ним? Уж не случилось ли что с тетей Машей?» Даже добрый и чуткий дядя Фрол, поглощенный собой и своими делами, не замечал мое состояние. Он так бы и промчался мимо меня, если бы его не окликнула тетя Маша. Она догнала его, что-то проговорила вполголоса ему чуть ли не на ухо, махнула рукой, дескать, «ступай!».

Я не выдержал, остановил его:

— Ну как, дядя Фрол, еще не поймал леща?

— Погоди, Боря, не до тебя сейчас. Тут такой лещ получился!

— «Золотой поднос» или «Золотая сковорода»? — явно нарываясь на скандал, спросил я.

— Ничего я тебе сейчас не скажу, — торопливо обходя меня, отозвался дядя Фрол.

Больше всего меня возмутила реплика тети Маши:

— Боря, тебе же русским языком сказали, не до тебя.

Я взорвался:

— Всем не до меня! А когда же вам будет до меня? Что я вам, совсем чужой? Да и с чужими, разве так поступают?.. Вы только тогда разберетесь во всем, когда вам ночной горшок на голову наденут, и то сделаете вид, что не заметили!

— Боря, немедленно уходи, — повысив голос, приказала мне тетя Маша. — Ты его до инфаркта доведешь!

— А вы своим куриным квохтаньем — прямым ходом до курятника. Только цыпленок большой в курятник не поместится!

— Уходи немедленно, и чтоб я больше тебя тут не видела! — решительно указав мне перстом вдоль тропинки, крикнула тетя Маша.

— Погоди, мать, — остановил ее дядя Фрол. — Надо разобраться, с чего это наш Борька на людей кидается… Иди-ка со мной!..

Но прошел он не на речку, как я сначала думал, а всего лишь к дороге, и там остановился.

— Ну так в чем дело? — не очень-то дружелюбно спросил меня дядя Фрол.

— Просто подумал, если ты написал о Рублеве сценарий для своих внуков, то кто будет писать для студии, чтоб поставить кино, режиссер Аркадий Сергеевич или завгар Тимофей Павлович?

— А с чего это ты вдруг о сценарии? — дядя Фрол говорил со мной вроде бы как из вежливости, а сам все с нетерпением поглядывал вдоль деревенской улицы, дожидаясь кого-то.

— Дядя Фрол, вы когда закончили войну, думали, кто будет погоду делать? Может, и дома надо повоевать, вместо того чтобы рыбу ловить?

— И ты хочешь, чтобы я тебе тут, на ходу, ответил, когда не до тебя, не до меня и ни до кого…

Тут я увидел, что из дома на громкие голоса вышел Клавдий Федорович. Был он почему-то в белом халате с засученными рукавами.

«Что-то с Лялей», — тут же подумал я.

Ничего не сказав больше дяде Фролу, я подошел к Клавдию Федоровичу, еле выдавил из себя:

— Ляля жива?..

— А чего ж ей неживой быть? — явно не желая откровенничать со мной, ответил старый фельдшер.