Снежный король

— Неужели ничего сделать нельзя? — всхлипнула я. Смотрю, и брауни Эльда всхлипывает, лапой мохнатой слезы утирает.

— Отчего же, можно, — хмыкнул он, — если добыть золотой лист с древа эльфийского, который созревание любых зелий ускоряет. Да вот беда, отдаст король мне его, если я на тебе женюсь.

Я хоть и ума-то не быстрого, но догадалась.

— Это поэтому ты ко мне свататься прилетал? — спросила звеняще. — Чтобы какое-то там дерево получить?

— Древо не какое-то, а уникальное, — недовольно ответил Мерлин. — Но даже ради него я женой тебя брать не хочу. Если и женюсь когда, то жена у меня будет тихая, скромная, под руку не лезущая, гордостью обделенная. А что до готовки твоей… обходился пищей простой и дальше обойдусь. Стряпуха у меня и так есть, а если на красоту захочу посмотреть, в окно выгляну.

— Но как же так можно! — крикнула я, а он рукой махнул.

— Прощай, Марья, — говорит. — И не вздумай через ход подземный идти обратно, засыплю я его! Есть у тебя амулет, чтобы коня подземного вызвать — улетай, чтобы я тебя и не видел больше! А то в лягушку превращу!

Тут в глазах моих потемнело, в ушах засвистело, и очутилась я за стеной замковой, за рвом, водой заполненным. Шагнула к воротам — а они зубьями клац! И закрылись. Я от злости ногами затопала.

— Ну погоди, Мерлин, внук Мерлина, — прокричала я через стену звонко, — ты еще сам у меня будешь прощения просить и остаться умолять! Разве можно так с будущей женой поступать?!

Лягушки в пруду захохотали, заливаясь. И в ответ мне грохнуло что-то, словно обвал где-то случился. Поняла я — сдержал свое слово колдун, засыпал подземный ход.

Я от злости порыдала, слезы поглотала, и побрела к лесу. Ничего у меня не осталось: ни котомки моей, ни откупа для нечисти. Только амулет в виде коня резного на груди, платье и лента в косе. А еще леденец сладкий в кармане — и все.

Села я на опушке леса, колени руками охватила, голову на них положила, и сижу, слезы роняю. Что делать дальше — не знаю. Домой ни с чем возвращаться или к Яге снова на поклон идти? А чем поможет она мне, раз сказала, что в замок самой мне нужно пробираться?

Так еще мало же пробраться, надо колдуна как-то на себе женить! Хотя это дело проще будет. Может, ученых слов я понять не могу, зато уж разобраться, запала ли я в сердце кому или нет, с полувзгляда способна. Не мудрена наука.

— Жена ему тихая нужна да послушная, — пробормотала я, носом шмыгая. — Мне, может, тоже муж нужен тихий и ласковый! И чтобы детей любил, как я люблю. А придется идти за рыжего, грубого, уче-но-о-го-о-о! Который еще и упи-ра-а-а-ется-а-а-а!

Тут я совсем разрыдалась и поревела от души. Несколько раз мне казалось, что смотрит на меня кто-то, а оборачивалась я — и не видела никого.

Там, на опушке, и заснула я. Так измаялась, что уже не боялась ни волков, ни нечисти, ни фейри, которые к себе в Холм уволочь могут.

Проснулась — замок среди лугов от солнышка восходящего сияет, вокруг трава в росе, а мне тепло. Посмотрела — лежу я, закутанная в плащ тяжелый на дорогой бархатной подбивке. Подскочила, головой завертела — нет никого. Только вокруг меня круг проведен, будто кто-то землю ровной линией вспахал. А за линией этой следов видимо-невидимо! И волчьи, и вроде как человечьи, но с пальцами крючковатыми, и кого-то, на двух копытах ко мне приходившего. Как я там не поседела, их увидев, — не знаю!

— Кто же ты такой, защитник неведомый? — спросила я громко. — Неужто у тебя, Мерлин, совесть проснулась?

Но никто не ответил мне.

— Кто бы ты ни был, спасибо тебе, — проговорила я. — Хоть кто-то меня не гонит, не насмешничает, а просто так помогает!

Встала я, косу переплела, лентой одной оставшейся повязала. В животе у меня забурчало, захотелось мне пить-есть. Я из озера воды попила и пошла в лес — может, хоть ягод найду каких, а потом уже буду думать, что дальше делать, как в замок попасть.

Нашла я место, где черники и малины видимо-невидимо росло. Грибов набрала навроде сыроежек наших и боровиков крепких. Их и так можно есть, сырыми, вот я и поела.

Ягода за ягодой, гриб за грибком, вышла я на странную поляну. Растут под дубом старым по кругу грибочки разные, а внутри круга этого трава и цветы примяты, будто плясал кто.

Я только на эту поляну зашла, нагнулась за крепкой сыроежкой, а гляжу, меж ветками дубовыми, под которыми грибы растут, паутины намотано видимо-невидимо. И в паутине этой человечек маленький бьется с крылышками сияющими — но никак ему не освободиться. Порхают вокруг такие же малявки, с мой мизинчик, паутину порвать пытаются, но только сами запутываются. И паук уже огромный к нему подбирается, блестящий, серый, словно каменный.

Я ветку взяла, паука далеко отбросила, человечка того выпустила. Закружили вокруг меня крошки с крылышками: сияющие, в одеждах из лепестков цветочных, на вид — точь-в-точь люди, девки и парни молодые, только размером с пальчик. Закружили, завертели!

— Вы кто такие? — спрашиваю.

— Мы — пикси, — пищат. — Спасибо тебе, что не побоялась братца нашего освободить! То не паук был, а троллиха старая, которая нашей силой питается!