Снежный поход

«Как это началось?» Козлов вспоминает радостное, какое-то удивительно слаженное трудовое утро. Цех сборки и испытания моторов. Все стенды испытательной станции загружены. Сборщики моторов поработали на совесть и теперь… поспевай, нажимай только, испытатели! Горячий денек впереди! Занятый проверкой мотора, Козлов не заметил, как мимо него, держа в руках большой сложенный лист бумаги, прошел секретарь комсомольской организации цеха Коля Самохин.

— Василий! — окликнул инженера Самохин.

— А-а! — не сразу отозвался Козлов, отрывая взгляд от контрольных приборов.

— Не забыл, что сегодня бюро?

— Помню! — прокричал Козлов.

В реве и шуме моторов тонул, пропадал человеческий голос.

Самохин подошел к колонне посреди испытательной станции и прикрепил к ней лист бумаги. Вскоре раздался сигнал на обед, а еще через несколько минут, подойдя к рабочим, окружившим вывешенный Самохиным лист ватмана, Козлов узнал о полученной заводом телеграмме.

«Сверхсрочная. Правительственная. — Красивым, размашистым почерком было написано на листе бумаги. — Директору Челябинского тракторного завода имени Сталина.

Во льдах реки Лены замерз караван судов жизненным грузом Якутии. Севморпуть организует экспедицию спасения и вывоз грузов тракторами «Сталинец». Нуждается технической помощи завода. Путь очень тяжелых условиях. 2000 километров.

Молнируйте решение».

Ниже сообщалось, что дирекция и партийный комитет завода просят желающих участвовать в экспедиции подавать заявления сегодня же, ибо выезд отобранной группы людей намечен в ближайшие три дня.

Дальнейшие события, несмотря на то, что они вспоминались отчетливо, в деталях, были словно подернуты туманом. Происходило это, видимо, потому, что время утратило свой обычный размеренный ход и понеслось, понеслось, наполненное множеством дел, волнений и раздумий.

Козлов, словно в забытьи, проверял испытуемые моторы. В общем монотонном гуле цеха, среди десятка испытываемых на стендах двигателей чуткое, тренированное ухо инженера обычно различало работу не только каждого мотора, но даже отдельных его механизмов. В этот день инженеру приходилось напрягать всю свою волю, чтобы сосредоточиться, чтобы разобраться в дефекте, принять решение, которое в обычное время принималось легко и быстро.

«Экспедиция спасения нуждается в технической помощи. Путь в очень тяжелых условиях. Что же делать? Подать заявление? Отправиться в экспедицию, оставить завод и родных — или продолжать работать, испытывать моторы? Через две недели пойти в отпуск, поохотиться». И тут же ему становится невыносимо стыдно. «Да ведь ты же хороший специалист, ты больше других можешь помочь экспедиции. Что же, это по-советски разве будет, по-комсомольски, если ты испугаешься опасности, откажешься?» А потом — толстая пачка заявлений на широком, покрытым зеленым сукном письменном столе директора… Стыдно сейчас вспомнить свой удивленный возглас: «Неужели так много нашлось добровольцев?!»

Директор сказал: «Около двухсот человек».

Видно было, что он гордится своим коллективом, а на Козлова посматривает с иронией. «Действительно, что за нелепая спесь, что за бахвальство! Заранее вообразил себя героем, исключительной личностью! — думает Козлов. — Ну, ничего, век живи — век учись!»

…Отборочная комиссия у главного инженера. Были специалисты и получше. Но возраст, здоровье… Не рискнули их посылать. Вот когда впервые Козлов почувствовал, как хороши молодость и крепкое здоровье.

…Беседа с секретарем партийного комитета.

— Смотрите, Василий Сергеевич, мы доверяем вам большое, ответственное государственное дело. Не подведите экспедицию, не осрамите рабочих и инженеров нашего завода. Ведь никогда еще нашим челябинским тракторам не приходилось выдерживать такое большое и суровое испытание. За этим походом будет следить правительство, весь наш народ. Будут следить за ним друзья и враги за границей. Ведь если он пройдет успешно — это покажет, что наше отечественное тракторостроение — да, если хотите, вся наша молодая индустрия добилась высокого мастерства. Это будет прекрасная демонстрация нашей мощи, нашей технической культуры.

Короткая остановка поезда, тусклые огни, глухой шум за окнами вагона, и снова плавно, без рывка, все быстрей и быстрей мчится поезд, отбивая колесами: на вос-ток, на вос-ток, на вос-ток!

Папироса кажется неестественно маленькой в огромной руке Дудко. Будто вальцы катают проволоку — крутят папиросу, разминая табак, крепкие пальцы механика.

— Мне, по моему характеру, не трактористом — путешественником быть, — говорит он. — Страсть до чего люблю новое узнавать..