Снежный пожар

Прежде чем лечь в постель, я открыла окно, чтобы впустить в комнату холодный ночной дух. На дворе стояла кромешная тьма. Коттеджей не было видно, а огни Грейстоунза не проникали сюда из-за густого леса. Я не привыкла к такой темноте и поспешила скользнуть под теплые одеяла и закрыть глаза.

Все мои мысли вращались вокруг Стюарта, но за ними таился некий ужас, который мне не хотелось ворошить. Особенно теперь. Я повернулась на бок, потом снова на спину. Я тщетно пыталась думать о чем-либо другом, остановить приближавшуюся ко мне волну моей памяти. Но когда она нахлынула, у меня не было сил бороться с ней. Наконец я закрыла глаза и застыла. И воспоминания хлынули потоком.

Я снова ощущала запах дыма. Слышала треск огня. Стояла зима, и все окна были заперты. Что-то заставило меня проснуться. Я скатилась с кровати и босиком выбежала в коридор. В его дальнем конце, приближаясь с устрашающей быстротой, буйствовало пламя.

Комната моей матери и отчима находилась рядом с моей. Я знала, что должна подбежать к ней и открыть дверь. Накануне они вернулись поздно и теперь, несомненно, крепко спали. Я должна была разбудить их поскорее.

Но я испугалась и вместо этого бросилась к комнате брата. Когда я туда ворвалась, он мирно спал, на его лице играл лунный свет. Растормошив его, схватив за руку, я выскочила в коридор. Стюарт рвался к комнате, в которой вместе с моей матерью был его отец, но я удержала его, и мы вместе закричали, предупреждая родителей об опасности. Не знаю, слышат они нас или нет, но я потащила Стюарта к лестнице и дальше к входной двери. Босиком по снегу мы добежали до наших соседей, которые вызвали пожарных. Что случилось потом, я почти начисто забыла.

Я знаю, что производилось расследование, но восстановить картину происшествия так и не удалось. Наши родители были найдены у порога своей спальни; они задохнулись в дыму. Пламя не позволило им добраться до спасительной лестницы. Если бы я сразу разбудила их, они могли бы уцелеть, но я никогда никому об этом не рассказывала. Все восхваляли меня за то, что я спасла своего младшего брата, и Стюарт с тех пор так и приник ко мне, перепуганный, с разбитым сердцем. Все, что было в его жизни надежным и устойчивым, поглотило пламя. И теперь он был моим сыном, братом, другом. Я должна была достойно играть все эти роли, несмотря на страх и сомнения, охватывавшие меня ежечасно. Сомнения в себе. С тех пор всякий, кто чем-нибудь угрожал Стюарту, имел дело со мной. Ему не приходилось самому вступать в бой, я повергала в трепет всех его возможных и воображаем врагов. По натуре я была мягкой девочкой, но менялась, едва дело касалось брата. Теперь Стюарту грозила страшная и вполне реальная опасность, и только я могла ему помочь.

Я металась в постели. Наконец, снова пережив в памяти кошмарные мгновения своей жизни, я заснула.

Проснулась я среди ночи с ощущение обступившей меня пустоты; я лежала неподвижно, пронизанная необъяснимым холодом. Я вдруг отчетливо осознала, что моя комната изолирована от остального дома. Те гости, которые остались в Сторожке на ночь, разместились в его передней части. Меня же поселили в задних комнатах, и соседние спальни стояли пустые. Но ничего страшного не происходило, И моя тревога постепенно улеглась. Все же мне было холодно, и я никак не могла уснуть снова. Наконец я потянулась к выключателю ночника и, когда комната осветилась, встала с постели, чтобы поискать еще одно одеяло. Оно нашлось в нижнем ящике шкафа.

Затем я вспомнила еще кое о чем. Об одной вещи, которую не вынула из чемодана, а оставила в кармашке на его крышке, а сам чемодан заперла и поставила в шкаф. Теперь я открыла чемодан и достала из него журнал. Я юркнула под одеяла и решила перечитать статью при свете ночника.

Статья появилась пару месяцев назад, журнал был популярным, специализировавшимся на новостях и светской хронике. На обложке размашистый заголовок — «Несчастья Грейстоунза», под ним — цветной фотоснимок Джулиана Мак-Кейба сделанный в славную эпоху его высших спортивных достижений. Но сфотографировали его не во время состязаний. Без очков и шлема. Так он ходил на лыжах ради собственного удовольствия. Он напоминал лыжника, изображенного на статуэтке Адрии — со сжатыми коленями, наклонившийся немного вбок, с выражением торжества на лице, с устремленным вперед, готовым ко встрече с опасностью взглядом.