Но послушание Псов имело, видимо, какие-то свои, неведомые ему пределы. И Хаиму с Сарой пришлось просидеть в уголке ещё минут двадцать. Только по истечении этого времени Псы немного успокоились и перестали на него кидаться, изо всех своих собачьих сил выражая свою радость, и он смог их, более-менее, утихомирить.
И вовремя. Дверь открылась, и на пороге комнаты появился Падре собственной персоной в сопровождении целого отряда воинов. Окинув Охотника неприязненным взглядом, он произнёс с нескрываемой враждебностью:
— Святая исцелила тебя, хотя её решение мне и не понятно. Она также попросила дать тебе месяц на восстановление сил. Я даю тебе две недели. Потом ты должен будешь уйти.
— А в противном случае? — Спросил Охотник, улыбнувшись, как можно дружелюбней.
Губы Падре сложились в узкую линию, а по скулам заходили желваки.
— В противном случае, — прошипел он, — тебя не спасёт даже её заступничество.
В ответ на это Охотник пожал плечами, отвернулся от злого дядьки и, усевшись на пол, принялся чесать Псам за ушами. Их белёсые глаза немедленно позакатывались от удовольствия. Сзади оглушительно хлопнула дверь, но Охотник даже ухом не повёл. Как и его Псы. И только позже он узнал, что по здешним правилам отвернуться от стоящего выше по местной иерархии, пока он сам не сочтёт разговор законченным — жуткое оскорбление. Но он пропустил это заявление мимо ушей. Он не вписывался в здешнюю иерархию. Он — пришлец. И ему всё едино — что Падре, что последний изгой нижнего уровня. Когда он это высказал вслух, Хаим и Сара чуть не потеряли сознание, а Хаим даже выскочил за дверь, посмотреть — не подслушивал ли кто.
Потом он мысленно воспроизвёл состоявшийся со Святой разговор и споткнулся на посетивших его в блаженной полудрёме воспоминаниях о женщинах, о которых он ей рассказал. Однако дальше дело опять не пошло. Дальнейшее вспоминаться отказывалось. Но ему в тот момент было достаточно и того, что возведённые старейшинами барьеры потихоньку пропускают в сознание то, что за ними спрятано. Оставалось надеяться, что рано или поздно эти барьеры окончательно рухнут, как плохо возведённая плотина. На этом и успокоился.
Дальнейшая его жизнь в Ковчеге, пока он набирался сил, проходила довольно скучно и незатейливо. Он бесцельно слонялся по этажам нижних уровней, провожаемый неприязненными, но в то же время и боязливыми взглядами, на которые отвечал полным равнодушием. Никто не ограничивал свободы его перемещений, но очень скоро он убедился, что только по нижним уровням. Когда он подошёл к одной из лестниц, ведущей на верхние уровни, дорогу ему загородила пара неизвестно откуда взявшихся стражей, положивших руки на рукояти ножей. И, хотя они и жутко боялись Псов, что видно было по их затравленным взглядам, но всё же потребовали от Охотника хриплыми голосами, чтобы он даже не думал выйти за пределы той территории, на которой он в настоящий момент проживает. Он на это молча развернулся и пошёл неторопливым шагом обратно.
Много говорил с Сарой и Хаимом на самые разные темы, выяснив вдруг, что Хаим — очень интересный собеседник, хоть и смешной местами ввиду горячности молодости и непоколебимой по той же причине уверенности в правоте им излагаемого, а Сара — далеко не такая послушная и забитая овечка, затурканная жизнью, какой выглядела при посторонних. А уж как она вертела Хаимом — просто загляденье. Да и парнишка явно к ней неровно дышал. Она вроде бы как не отвечала ему отказом или какой-то явной невзаимностью, но Охотника смущали заинтересованные взгляды, что она время от времени бросала на него — на Охотника. Сам он тоже время от времени внимательно её разглядывал, когда ни она, ни Хаим этого не видели, но составлять какую-либо конкуренцию парню не хотел, считая себя в какой-то мере ему обязанным.
От них он и узнал, что оказывается каждый житель Ковчега привязан к тому уровню, на котором проживает. Причём слететь на более нижний уровень — это запросто, а вот подняться вверх — задачка ещё та. Также он узнал, что подавляющее большинство не считает такое положение вещей ограничением личной свободы. Как раз наоборот — самым оптимальным способом существования. Хотя бы потому, что наверху, в открытом мире, — диавольские искушения и соблазны. А в «Ковчеге» — всё привычно и по правильному. Жители нижних уровней попадали на верхние только на время богослужений и назидательных казней. И то только потому, что кормчие, справлявшие и то и другое, и храмовники, им в этом помогающие, а заодно осуществляющие и охранные функции, боялись ходить на нижние уровни, где случайно приблудившийся кислотный червь запросто мог ими и закусить.
Но самое интересное начиналось тогда, когда Хаим учил Охотника базовому лексикону Псов Войны, которые в этом процессе принимали самое деятельное участие. Скоро Охотник стал вполне сносно понимать Псов, а Псы его. В результате все радовались как дети — и сам Охотник, и Псы, и Хаим, и даже Сара, на них глядя.