Я презрительно поджимаю губы. Будь у меня такая сестра, я бы предпочла, чтобы она замерзла на улице.
– А что, мне всего немного за тридцать. Думаешь, для сестры я старовата? Ну, можешь называть меня тетушкой. – Не выдержав моего ледяного взгляда, она наконец сдается. – Ладно, не хочешь – не буду навязываться.
– Немедленно расскажи мне все! Как тебя зовут, кто ты такая и почему меня тут держишь!
Закатив глаза, будто делает мне одолжение, она произносит:
– Звать Ча Хян, работаю на электростанции.
– Ча Хян? Ты что, тоже связана с Ча Соль?
– Еще как связана! Самыми крепкими узами крови!
Выходит, вторая сестра Ча Соль живет в поселении для отставных режиссеров.
– Так, значит, это режиссер Ча меня сюда отправила?
– Ешь, пока не остыло. Ты ведь левша? – произносит она таким тоном, будто я ей должна быть благодарна за то, что наручник у меня на правой руке и левая осталась свободной. – Ну, хватит пялиться! – говорит она, садясь на свой облезлый кожаный диван, стоящий почти вплотную к кровати. – Я на тебя последнюю капельницу истратила, дальше придется вспомнить, как пользоваться ртом.
Сняв с головы полотенце, она бросает его прямо на пол и, откинув голову на спинку дивана, веером раскидывает свои длинные волосы для просушки. У нее нет фена, а значит, электричество здесь такое же дорогое, как и во всем мире за пределами Сноубола.
– Ну что, наоралась, а теперь в рот воды набрала? Что так? Злишься на Ча Соль? Обещали сделать из тебя Хэри, а сами отослали сюда? И потому ты решила объявить голодовку?
– Ты что несешь?
Что же получается, Ча Соль и Хэри сговорились усыпить меня и отправить в поселение для отставных режиссеров?
Пошарив под диваном, Ча Хян достает оттуда вторую бутылку соджу. Услышав, как покатилась еще одна бутылка, она с довольным видом открывает крышку и вставляет в горлышко использованную соломинку, после чего начинает глотать жидкость, словно кофе со льдом или апельсиновый сок.
– Хочешь глотнуть?
Разговор явно не клеится.
– Я спросила, что за бред ты несешь. С чего режиссеру Ча Соль высылать меня из города?
– А чего ты хотела? Ей больше понравилась другая девчонка – то ли Чобам, то ли Чопаб… А тебя она отправила сюда. Та девчонка всего за три месяца стала звездой, вот ее и оставили вместо тебя.
– Что ты сказала?
Повернув ко мне голову, женщина продолжает, слегка понизив голос:
– Эй, ты что, так расстроилась, что решила помереть с голоду? Да брось! Глядишь, эта Чопаб надоест Ча Соль, и тогда она вспомнит про тебя. А до этого, хочешь не хочешь, я буду тебе и воспитателем, и сторожем. Так что будь добра, перестань сверлить меня этим ужасным взглядом.
Похоже, эта алкоголичка так налакалась, что совсем перестала соображать.
– Ты бредишь? Я и есть Чобам.
Ча Хян закашливается и плюется соджу.
– Что?
– Я сказала, что Чобам – это я.
– Глупости. Ча Соль сказала, что посылает ко мне девчонку – то ли Пэ Сэрин, то ли Пэ Сэрим.
Я смотрю на нее с презрением, пока она удивленно разглядывает бутылку.
– Я что, уже пьяная? Нет, ну вряд ли. – Она умолкает и внимательно изучает свои пальцы, а потом пытается сосчитать в обратном порядке от двадцати до одного, чем окончательно выводит меня из себя.
– Эй ты, прекрати свой пьяный цирк и немедленно выпусти меня отсюда!
– Ух, ну и взгляд у тебя! Таким взглядом можно голову просверлить до самой макушки. Так ты правда не Пэ Сэрин, а Чон Чобам?
– Да сколько раз еще повторять?!
Пока я злобно трясу прутья решетки, Ча Хян с довольным видом бормочет под нос, что правильно сделала, пристегнув меня наручниками.
– А ну, выпусти меня! – кричу я с предельной злобой, а она сидит, вцепившись руками в свои черные волосы, похожие на морские водоросли.
– Так, значит, ты та самая девочка, которую Ча Соль привезла прямо перед рождественским приемом в особняке Ли Бон? Ты та самая Чобам?
От злости и бессилия меня начинает колотить. Я уже готова выпить и рисовой похлебки, но не хочу прикасаться к еде, которую приготовила сумасшедшая алкоголичка.
Тем временем Ча Хян откупоривает третью бутылку и, опрокинув ее вверх донышком, осушает за один прием.
Устав трясти прутья решетки, я опускаюсь на кровать и молча сверлю ее ненавидящим взглядом.
– Хватит пить, иди и выпусти меня, алкоголичка несчастная!
– Фух. – Ча Хян шумно выдыхает, и до меня доносится сильный запах алкоголя. – Погоди-ка минутку.
Ее лицо не раскраснелось, и язык не заплетается, но на ногах она стоит нетвердо.
Из комнаты ведет еще одна дверь, кроме входной. Повернув ключ в замке, Ча Хян приоткрывает ее так, чтобы я ничего не смогла разглядеть, протискивается в щель и закрывает дверь за собой. Изнутри раздается грохот: там переставляют какие-то предметы и дергают туда-сюда выдвижные ящики. Вскоре Ча Хян появляется, держа в руках видеокассету и несколько писем.
– Ты быстрее все поймешь, если увидишь сама.
Вставив кассету в видеомагнитофон, она нажимает на кнопку перемотки. Вконец обессилев, я решаю сдаться и безучастно смотрю на экран.