– Ну, герр фон Лееб, – с усмешкой ответил генерал-лейтенант Матвеев, – о немецких солдатах тоже рассказывают множество леденящих душу истинного христианина историй, и, что самое главное, все эти истории совершенно правдивы. Еще во времена наполеоновских войн говаривали, что когда немецкий солдат идет на службу, то отдает свою совесть на сохранение в полковую кассу, а потом получает ее обратно целенькую и без единого пятнышка, что бы он ни вытворял. Тогда же поговаривали, что все то, что русский солдат способен совершить, укушавшись зеленым вином до беспамятства, блекнет перед теми злодеяниями, которые немецкий солдат способен совершить, будучи абсолютно трезвым, при полной памяти и ясном рассудке. Но оставим дела давно минувших дней, поговорим о нынешней войне. Вспомните те приказы, какие ваше верховное командование отдавало в отношении поведения немецких солдат на оккупированной территории. Зверства над беззащитными женщинами, детьми, стариками, начавшиеся с первых же дней боев на восточном фронте. Ту жестокость, с какой ваши оккупационные власти срывают на мирном населении свою досаду неблагоприятным, по их мнению, течением боевых действий… А если говорить о честности – то мы ни разу не нарушили ни одного своего обещания, зато за Третьим Рейхом числятся не только провокация в Гляйвице, но и одно неспровоцированное и вероломное нападение без объявления войны. Вот о чем на самом деле надо говорить, а не об измышлениях вашего доктора Геббельса, который лжет зачастую только потому, что уже не может остановиться. Мы, в отличии от ваших солдат, не убиваем, когда в этом нет прямой необходимости. Что же вы, герр фон Лееб, опустили голову и молчите? Наверное, это оттого, что сказать вам нечего, и что это мы должны спрашивать гарантии, а не вы у нас…
– Да, – подтвердил Василевский, когда генерал-лейтенант Матвеев закончил говорить, – это действительно так. Наши потомки исполняют и дух, и букву подписанных с ними соглашений, зато ваш Третий Рейх лжет напропалую, как змей-искуситель; и даже ненароком сказанная вами правда является частью огромной лжи.
Выслушав перевод двух этих пламенных спичей, фон Лееб опустил свою голову еще ниже. Да ему все это было не по душе, он протестовал, боролся как мог, даже один раз в связи с делом Бломберга-Фрича уходил в отставку, но все равно, несмотря ни на что, служил этой системе, потому что после унижений Версальского мира Гитлер и прочая нацистская камарилья олицетворяли для него возрождение Германии и расплату сторицей с врагами немецкого народа, которые вынуждали его унижаться и страдать. И вот эти люди, сидящие напротив, говорят, что все было напрасно, что, несмотря ни на какие маневры Гитлера, его змеиную изворотливость, лисью хитрость и нечеловеческую жестокость, Германию в любом случае ждет разгром и поражение98.
– Хорошо, господа, – после длительных раздумий сказал фон Лееб Василевскому и Матвееву. Я отдам приказ, о котором вы просите; точнее, дам совет командующему вторым армейским корпусом графу фон Брокдорфу-Алефельдту. Как вы говорите – как один аристократ другому аристократу. А уж то, как оно обернется в дальнейшем, я сейчас предсказать не могу. Я знаю только то, что этот человек очень сильно любит Германию и не очень сильно – нацистов вообще и СС в частности99. Трудно сказать, как он поступит в данной ситуации. Возможно, он пойдет вам навстречу, а возможно, устроит встречное побоище с целью героически погибнуть вместе со своим корпусом, чтобы не видеть грядущего позора, который неизбежно будет ожидать Германию после нового поражения. Мы, старики, видели одно Версальское унижение, и этого нам хватило на всю жизнь.
– Хорошо, герр фон Лееб, – кивнул Василевский, – делайте же что должно, а мы с генералом Матвеевым, со своей стороны, постараемся сделать так, чтобы послевоенный мир был лучше довоенного для всех сторон. Ведь только слабые и неуверенные в себе люди будут унижать поверженного противника, стремясь втоптать его в грязь.
– По-настоящему сильная страна, – добавил генерал-лейтенант Матвеев, – напротив, постарается сделать вчерашнего врага завтрашним другом, ибо сегодняшние друзья способны предать в любой момент, как только этого потребуют их сиюминутные политические интересы. Ждать благодарности от англосаксов – это все равно что добиваться любви от хладнокровной ядовитой гадины. Сколько ты ее ни пригревай на своей груди, рано или поздно она все равно тебя укусит.
– Я вас понял, господа, – кивнул фон Лееб, окинувший пристальным взглядом обоих генералов, – и надеюсь, что после войны все произойдет точно так, как вы об этом сейчас говорили. Я ведь тоже помню то время, когда русские и немцы считались родственными, почти братскими народами и считаю, что не случись между нами той размолвки в начале века, установись тогда прочный союз – и Россия, и Германия были бы непобедимы…