Следовательно, сражение, которое мне необходимо навязать выступившему мне навстречу 29-му моторизованному корпусу, должно иметь такую неклассическую форму, чтобы господа немецкие генералы просто не смогли или не успели найти в своей памяти или учебниках готовые шаблоны противодействия. И вообще, открывать двери ударом медного лба – это совсем не в моем стиле. Врага надо бить так, чтобы он оказался застигнут врасплох и от неожиданности начал делать одну ошибку за другой. Самая распространенная форма такого неклассического сражения называется засадой. Так я первоначально и планировал. Одним рывком достигнуть рубежа Пуховичей и потом медленно отступать оттуда к рубежу Бобруйска, попутно выбивая немецкую бронетехнику в танковых засадах, организуемых буквально у каждого дорожного столба, и чтобы в это время пехота на легкой технике и отряды лыжников покусывали бы немцев за открытые фланги. Но это в том случае, если бы против меня выступили бы две полнокровных германских танковых дивизии, оснащенных по полным штатам довоенного времени, примерно такие как те с которыми моей 20-й танковой дивизии доводилось биться в самом начале войны в июне-июле этого года. А против этой французской бронебогадельни такие методы применять просто стыдно.
И вот когда капитан Андреев сообщил мне о том, что немцы, скорее всего, собираются заночевать в Пуховичах и Марьиной Горке (то есть в пределах нашего двухчасового марша), у меня зародилась идея внезапного ночного рейда на место ночевки этих двух немецких танковых дивизий… Тем более интересной выглядела информация о предположительном месте ночевки вражеского старшего командного состава. По крайней мере, вероятность того, что немецкие генералы и сопутствующие им штабисты для своего ночного отдыха воспользуются самым благоустроенным особняком города, была очень высока. Процентов девяносто, не меньше. Не те это люди, чтобы вместе с солдатами ночевать в холодных и пустых выморочных домах уничтоженных зондеркромандами СС евреев.
Правда, было одно «но». Новолуние и низкая облачность с заходом солнца погружали местность в абсолютный мрак. При этом полноценный ночной бой мог вести только первый танковый батальон на танках Т-55М. На остальных машинах, поставленных нам из будущего, и модернизированных Т-34 приборы ночного видения имелись только у водителей и на некоторых типах боевых машин у командиров. Правда, надо учесть, что в случае внезапного и полного уничтожения всего руководящего состава был шанс с первой же минуты боя погрузить вражеские войска в полный и безраздельный хаос, вплоть до того, что одна группа немецких солдат будет обстреливать другую группу и наоборот – при том, что обе эти группы будут находиться в полной уверенности, что воюют с ужасными «марсианами» или, в крайнем случае, с «фанатиками из НКВД». К тому же, если потребуется подсветить какой-то отдельный объект, то в боекомплекте самоходного гаубичного дивизиона для этой цели имеются специальные осветительные снаряды, а в мотострелковых подразделениях – ручные ракетницы с осветительными ракетами. Правда, почти такие же ракетницы имеются и у немецкой пехоты… так что получается так на так, с поправкой на то, что та сторона, которая сумела внезапно атаковать и застать противника врасплох, всегда имеет преимущество над дезориентированными и дезорганизованными обороняющимися. Для того, чтобы это понять, достаточно было послушать рассказы тех, кого утро 22 июня сего года застало прямо на западной границе… Чем больше я думал о внезапном нападении на место ночевки вражеского танкового соединения, тем больше мне нравилась эта мысль. В любом случае, если станет слишком жарко, мы всегда сможем организованно отступить, а численно превосходящий противник даже не сможет нас преследовать из-за царящей вокруг него темноты.
17 ноября 1941 года, 23:15. Белорусская ССР, Минская область, Пуховичский район, Затитова слобода.
Командир разведбата 4-й танковой бригады капитан Петр Васильевич Андреев