Снежный великан

Адриан стоял у двери и думал о том, чего больше никогда не будет: об огромных подарках Стеллы, об уродливой комнатной пальме из пластика, о гигантской трехсотграммовой плитке шоколада с кусочками печенья внутри, об огромном постере с Кинг-Конгом и о самом приятном — компакт-диске, полученном в позапрошлом году.

Они сидели на ковре в его комнате и обменивались подарками, и Адриан впервые решился вручить Стелле рисунок ее собственной ладошки; в свою очередь, та дала ему крошечный пакетик — слишком маленький, чтобы считаться огромным подарком.

Адриан, прижимавший ладони к стеклянной двери, снова увидел себя сидящим на полу рядом со Стеллой, которая указательным пальчиком гладила рисунок своей ладошки, а потом неожиданно резко повернулась к соседу, чтобы обеими руками взять его лицо и притянуть к себе.

Между ними осталось расстояние так и не состоявшегося поцелуя.

Самое большое расстояние из всех возможных.

И даже сейчас Адриан хорошо помнил, каким теплым было лицо Стеллы и как от нее пахло леденцами от кашля; и еще — он помнил волну страстного желания и страха, одновременно сладостную и причиняющую боль, лихорадочно бьющееся сердце. Позже он распаковал пакетик и нашел там этот компакт-диск, на котором было написано: «The Tallest Man on Earth»[5].

Это был псевдоним одного певца[6], и хотя его голос был похож на надтреснутый голос Микки-Мауса, Адриан всю ночь слушал его песни, грустные и пробуждающие несбыточные желания. Однажды, поздно вечером, отец крикнул через закрытую дверь: «О, Боб Дилан, великий певец!» — и это заставило Адриана рассмеяться, но песни так и остались печальными. Слушая каждую из них, Адриан замечал, что он сам не грустил. Он, Адриан Тайс, которого едва не поцеловала Стелла Мараун — она держала его за щеки, дышала ему в лицо и осторожно втолкнула его в новый, неизведанный мир страстей.

Стекло.

Оно было холодным.

Адриан почувствовал, что стучит в дверь: бьет ладонями по стеклу и не плачет — просто у него аллергия на домашнюю пыль, на рождественский кекс. Аллергические слезы текли по подбородку, но он смахивал их — и бил, бил по двери; и черт побери, потом она пришла бы без единого слова, черт побери, потом она пришла бы без подарка, потом, а сейчас… сейчас она притягивает к себе лицо другого.

На террасе лежал толстый слой только что выпавшего снега, на нем не было ни следа. Сейчас стояла ясная погода, но утром по радио рекомендовали отказаться от пикников, от купания в ледяной воде и от костюма Санта-Клауса с короткими рукавами, так как ожидался самый холодный день в году, минус столько-то градусов. Но какое Адриану дело до холода и неудачных шуток радиоведущего!

Никакого.

Сегодня он все равно не выйдет на улицу: в сочельник это не очень хорошее укрытие, даже если идти очень быстро. Первую половину дня Адриан бродил по городку, по проселочным дорогам, по окрестным холмам, и уже тогда он ощутил самый холодный холод, он ужасно замерз даже в шапке и с шарфом, — нет, сегодня он все равно больше не выйдет на улицу.

Из гостиной до него донеслись голоса. Кажется, отец и его родители разговорились: с тех пор как остальные ушли в церковь, дома то и дело кто-то смеялся или весело повышал голос, кроме того, какие-то рождественские хоры провозглашали свои послания, разносившиеся по всему дому: ра-дуй-ся, ра-дуй-ся! Но Адриан совсем не радовался, Адриан уже целую вечность не видел Стеллу.

Он открыл дверь, ведущую на террасу, — и тут же поспешил ее закрыть: его грудь и голову сковал страшный холод. Дверь дома семьи Мараун тоже быстро открылась и снова закрылась — ясно, она была не заперта. Адриан все еще ощущал ледяную руку холода на своем лице и продолжал с тоской смотреть на соседский дом.

Он так и стоял — долго, бесконечно долго. И время тоже остановилось: он смотрел — и ничего не видел, дышал — и не замечал, что дышит, и в какой-то момент позади него прокричали:

— Пойдем, пора дарить рождественские подарки!

Эти слова донеслись оттуда, где без него время продолжало свой бег, где стояла мать и где все остальные уродовали гостиную множеством пакетов и свертков.

Впервые в жизни Адриан не мог радоваться подаркам — и не только из-за того, что так и не простившая его мать выбирала их без любви. Прежде всего Адриан постоянно думал, как бы он встретился со Стеллой — самое позднее через полчаса. И вообще: увидятся ли они, перебросятся ли парой фраз и добавят ли при этом: «Мы ведь уже когда-то встречались, помнишь?» Адриан стоял в гостиной и не понимал, какой была бы их встреча после всего, что так и не произошло. И неожиданно он пожалел, что у него не было надежной связи с Богом его матери, иначе он тотчас бы попросил, чтобы тот забросил его все равно куда.

Хоть куда-нибудь.

Подальше отсюда.