Снятие с креста

С арендой автомобиля проблем не возникло. Проворный толстяк по имени Себастьян Альен изучил документы и расцвел, как июньская роза. Долго тряс руку.

– Очень рады знакомству, господин Раковский. Очень рады. Польщены, что вы выбрали нашу фирму. Аренда у нас недорогая, автомобили… м-м…

– Уже пользовались успехом, – подсказал Анджей.

– Очень хорошие автомобили, – не понял подначки месье Альен. – Вполне даже крепенький «Пежо» девяносто восьмого года обойдется вам всего в сто зеленых бумажек за три часа. Оформляем страховку – и в путь.

– Сто зеленых бумажек – это десять тысяч евро, – перемножил в уме Анджей. – Несколько дороговато даже для президентского лайнера, не находите?

Толстяк добродушно рассмеялся.

– Неправильно выразился, месье Раковский. Одна зеленая бумажка. Сто евро. Ерунда, правда?

«Пежо» девяносто восьмого года был действительно крепенький. Только крепенькая машина может выдержать несколько столкновений и остаться на ходу. Анджею было безразлично. Лишь бы везла. Он остановился у книжного магазина, приобрел атлас департамента Па-де-Кале и с интересом погрузился в чтение. Затем переместился из машины в телефонную будку, стал листать внушительный талмуд. Набрал номер справочной службы города Шартарена.

– Скажите, мадемуазель, я могу по имени человека узнать его адрес? Человека зовут Симон Ле Пьен, он работает архивариусом в Музее изобразительных искусств вашего города. О, мадемуазель, вы так любезны. Разумеется, я подожду.

Получив информацию, он направился к машине, но телефонный звонок в кармане спутал все планы.

– Господин Раковский? – осведомился официальный женский голос. – С вами говорит лейтенант Катрин Дюссон. Вас не очень расстроит, если мы попросим вас подъехать к нам в управление? Понимаем, что вы чрезвычайно заняты, но мы вам будем так признательны…

– Лейтенант, я просто в восторге, – пробормотал он. – Говорите адрес.

Пришлось возвращаться в центральную часть города. Полицейское управление Шантуа располагалось в старом здании напротив питейного заведения с замечательным (и, безусловно, французским) названием «Блиндаж». Пришлось подниматься на третий этаж, ужасаясь обилию людей в мундирах. Трудились в этом здании, очевидно, законченные патриоты – арку коридора венчало стилизованное трехцветное полотнище.

Из комнаты, куда его настойчиво приглашали, круглолицый ажан вывел экстравагантную девицу – такую же трехцветную, как флаг, в курточке-коротышке и кожаной юбке, неспособной прикрыть даже трусики. Девица брыкалась, фыркала, сквернословила. За парочкой вышел мужчина средних лет, красный от смущения. Анджей посторонился, заглянул в помещение.

– Милости просим, – сказал инспектор Шовиньи. Он сидел за столом и точил карандаш в устройстве, похожем на мясорубку. На подоконнике пристроился сержант Жулье и мечтательно смотрел на дверь. Когда вид сменил новый посетитель, он поскучнел. Раздвинулись папки на столе, показалась смышленая мордашка Катрин. Ехидные глазки устремились на сержанта.

– Ну и как тебе ее одеяние?

– Предпочел бы раздеяние, – фыркнул Жулье, слез с подоконника, включил компактный телевизор и постучал по крышке. Анджей удивился: в этой стране в новостях тоже показывали «успехи» американских войск в Ираке.

– Санитары мира, пропади они… – сплюнул сержант. – Нападают на слабые и больные страны.

Анджей уселся за ближайший стол, взял в руки тяжелый дырокол и стал им баловаться, поглядывая на полицейских.

– Почему считается, что учителя охотно ходят в школу? – пожала плечами Катрин и закопалась в свои папки. Полицейская нервотрепка с новым днем, похоже, приобретала новый характер.

– Как вам это нравится, месье, – сказал Шовиньи, любуясь на остро отточенный карандаш. – Эта девчонка по имени Жозефина Пуарэ влезла ночью в кондитерский магазин, огрела охранника штырем по затылку и была прибрана подоспевшим нарядом. Охранник – на грани жизни и смерти. Месье Амбервилль – ее школьный учитель, – пояснил инспектор. – Пытался вступиться. По-моему, хватит поблажек. Драки, кражи, скверное поведение, нарушения школьной дисциплины, хулиганство. Хватит. Низшее образование получила – можно и в тюрьму.

– Между прочим, месье Амбервилль в прошлом году был лучшим учителем года, – пробормотала Катрин. – А вы его обругали, как последнего двоечника.

– Лучший учитель года – это ремень с тяжелой пряжкой, – возразил сержант. – А все остальное – фикция. Передавайте дело в суд, инспектор, здесь все понятно. Если вы, конечно, не испытываете к этой девице особо нежных, я имею в виду, отеческих, чувств.

Инспектор неприязненно покосился на подчиненного. Анджей щелкнул дыроколом.

– О, месье Раковский, – обратила на него внимание Катрин. – Вы появились так внезапно. А главное, быстро. Вы купили собственный вертолет?

– Он просто находился в Шантуа, – объяснил сержант. – Ходил кругами вокруг полицейского управления, ожидая, что мы его вызовем.

– Вот смотрю я на вас, господа полицейские, – бесстрашно начал Анджей, – и начинают меня охватывать горячие чувства к полицейским моей страны, которых невозможно, конечно, назвать трудягами, но, в сравнении с тем, что я наблюдаю здесь… Будем ждать, пока произойдет третье убийство?

– Вы напрасно думаете, что мы ничего не делаем, – зевнула Катрин. – Мы постоянно находимся в движении и неустанном поиске.

– Ты так говоришь, чтобы не потолстеть? – ядовито осведомился сержант.

Катрин надулась.

– Наша лейтенант переживает, что полнеет, – пояснил инспектор. – Если бы не переживала, была бы еще толще. Мы действительно работаем не покладая рук, месье. Кстати, насчет третьего убийства, – инспектор порылся в ящике и перебросил Анджею несколько фотографий. – Вы были знакомы с этим человеком?

Он почувствовал, как задрожали пальцы. Аппарат криминалиста бесстрастно запечатлел лежащего в жухлой траве Антуана Кассара. У бедняги было перерезано горло, на шее красовался багровый сгусток. Глаза полузакрыты, рот перекошен, пальцы изогнуты крючками. Остальные фотографии изображали то же самое, но с других ракурсов. Деревья, белый бордюр, угол облупленного здания.

– Тело обнаружено в шесть утра господином Фонтеном, совершавшим пробежку, – сказал инспектор, внимательно наблюдая за реакцией художника. – Убит примерно в два часа ночи – там же, где был найден: в тридцати метрах от круглосуточного магазина Ахмеда Ахтара. К бедняге подошли сзади и провели ножом по горлу. Кровь обрызгала все окрестности. Хозяин магазина утверждает, что лично работал ночью, и примерно в час сорок пять отпустил данному господину бутылку кальвадоса. У того была куча денег, он видел, как клиент доставал дрожащими руками увесистую пачку. Но господина Ахтара мы можем оставить в покое. Мотив ограбления исключается, поскольку труп оказался при деньгах. В карманах нашли чуть больше тысячи евро.

– Может, уловка, инспектор? – встрепенулся сержант. – Представьте, у бедняги было, скажем, три тысячи. Грабитель вынул две, остальные оставил, чтобы инспектор Шовиньи исключил мотив ограбления.

Катрин и инспектор так уставились на сержанта, что тот мгновенно стушевался.

– Хотя согласен, впечатление мыслящего человека любезный Ахмед Ахтар не производит…

– Итак, с некоторой долей погрешности мы можем допустить, что произошло третье убийство, касающееся поместья Гвадалон, – торжественно объявил инспектор.

– Вот это масштабы… – восхитился сержант.

– Это тебе не окурки сбрасывать на машину комиссара Жюльена, – подколола Катрин.

– А при чем здесь поместье Гвадалон? – прохрипел Анджей.

– Знаете, месье, – улыбнулся Шовиньи, – когда смотришь на вас, отпадает всякая нужда в детекторе лжи. Давайте не будем юлить. Рано утром, пока вы спали, полицейская облава прошлась по злачным местам нашего города. Особо продолжительную остановку пришлось сделать в заведении «Милашка», славящемся своей терпимостью к наркоманам. Вот же чудеса – покойный Антуан Кассар там прятался две ночи, а в последнюю некий хорошо одетый господин с приметами одного из присутствующих его увел. Через час с небольшим несчастный Кассар был убит. Потеря для общества, прямо скажем, невеликая, но поскольку убивать людей – не самое красивое занятие…

– Вы еще обвините меня в его убийстве, – проворчал Анджей. – А заодно придумайте причину, зачем мне это надо.

– Никто вас пока не обвиняет в убийстве, – заговорила нормальным голосом Катрин. – Но ситуация, согласитесь, двусмысленная. Вы уводите человека из «Милашки», вскоре его убивают. Без объяснений не обойтись, месье Раковский. Итак?

Инспектор был не прав. Анджей Раковский врать умел, и если жизнь приказывала, врал без страха и упрека, производя при этом впечатление кристально честного человека. Нужно лишь собраться. В принципе, он был готов. Он согласен поведать полиции обо всем, что знал, исключая историю про Рубенса. В галерее и так немало картин, за которые нечистоплотный коллекционер выложил бы неплохие деньги. Его рассказ занял не больше пяти минут. Еще примерно столько же полиция осмысливала сказанное.

– Странно, – пожала плечами Катрин. – Он выловил вас по приезде в Шантуа, полез, хватаясь за грудки, чтобы предостеречь от некой опасности. Видимо, он думал, что вы тут же развернетесь и уедете к себе в Польшу.

– Мне показалось, что в глубине души этот парень – порядочный человек, – буркнул Анджей.

– Подождите, давайте разберемся, – задумчиво вымолвил инспектор. – Итак, покойный Кассар связался с мошенницей Мари Антуар, располагающей документами на имя Мишель Одрэ. У последней имелся настойчивый интерес к вашей картинной галерее, но что именно она там хотела найти, Кассар не знал. Особый интерес, по его мнению, представляла подборка картин Оноре Фрагонара и Антуана Ватто. Почему – ни вы, ни он не в курсе.

– Возможно, некий коллекционер заказал ей работы именно этих мастеров? – предположила Катрин. – А обсуждать пристрастия так называемых ценителей искусства – гиблое занятие.

– Возможно, – пожал плечами инспектор. – Злоумышленники мертвы, подтвердить слова господина Раковского некому. Но кто-то параллельно с Мари Антуар работал над той же задачей…

– И продолжает, – хмыкнул сержант. – Причем довольно кровожадно.

– Имеет смысл допустить, что человек, совершающий убийства… если это, разумеется, не месье Раковский, – Катрин учтиво поклонилась Анджею, – имеет к замку Гвадалон определенное отношение. То есть фигура не во мраке. Можно очертить круг.

– Прислуга, управляющий, юрист, соседи… – начал загибать пальцы сержант.

– Вы с ума сошли, милейший, – проворчал Анджей. – Не знаю, как соседи и юрист, но с прислугой и прочими вы мощно задвинули. Стоит ли обитателю Гвадалона обзаводиться сообщником в Бруа, чтобы с его помощью проникнуть в Гвадалон?

Катрин засмеялась.

– Ладно, месье, – отмахнулся инспектор. – Вы тут не вмешивайтесь в ход мыслей моих подчиненных. Идет нормальный рабочий процесс. Когда они обжуют все глупости, в их головах начнут обживаться вполне приличные идеи. Надеюсь, вы не собираетесь далеко отдаляться от Шантуа? – Инспектор подозрительно покосился на свернутую трубочкой квитанцию конторы Себастьяна Альена, которую Анджей безуспешно пытался просунуть в дырокол.

– А вот это, инспектор, мое личное дело, – ехидно улыбнулся Анджей. – Хотите ограничить мою свободу передвижений?

Инспектор переглянулся с Катрин. Последняя озвучила печальную мысль:

– Вы можете поехать, месье Раковский, куда вам заблагорассудится. Дело хозяйское. А полиция того района, где вас могут найти без признаков жизни, обязательно сообщит в Шантуа, и тело привезут в замок. Так что, в сущности, вам нечего бояться, месье.

На этой оптимистической ноте он поспешил распрощаться со жрецами Фемиды.