Тот, кто бывал в столице нашей Родины и жил в гостинице «Москва», должно быть, не однажды проходил мимо барьерчиков-перилец, которыми ограждены лестничные клетки от площадок и лестниц. Они, эти барьерчики, действительно не высоки — «примерно на уровне живота». Работники гостиницы, с которыми я неоднократно беседовал, не припомнят, чтобы кто-нибудь падал в пролеты лестниц. Если б Янка Купала был пьян… Но Янка Купала пьян не был да и не мог быть. Версию, что Янка Купала не сам упал, а его сбросили, подтверждал Л. Шейнин, работавший долгое время следователем по особо важным делам и имевший отношение к выяснению обстоятельств смерти нашего народного песняра. В одной из бесед, отвечая на вопросы, он сказал: «Купале помогли умереть». Кто помог? Женщина, о которой вспоминают многие? А если да, то случайно ли, впрямь ли без умысла сделала она черное дело? Вряд ли… Я, во всяком случае, в это не верю. Не верил в это и П. Глебка, говоривший о смерти Янки Купалы как о «диверсии». Кто эту диверсию совершил? Да уж известное дело, не грабители… Тот же П. Глебка в одном из разговоров с Р. Соболенко в лесу в Королищевичах за несколько месяцев до своей смерти признался, что Я. Купалу уничтожило известное бериевское ведомство… Об этом неоднократно говорил в беседах с друзьями и Григорий Романович Ширма, сидевший в те июньские дни в Москве на Лубянке. (Снова, на этот раз, видимо, в связи с активизацией фашистских прихвостней в оккупированном Минске, начались поиски «нацдемов», теперь уже среди белорусов-беженцев.) Григорий Романович (сохранилась магнитофонная запись) ссылался при этом на следователя, который вел его дело. На очередном допросе, еще до того, как было официально сообщено по радио и в печати о смерти Я. Купалы, следователь с торжеством уже в ночь с 28 на 29 июня объявил: «Ну вот, и с вашим последним апологетом-националистом мы расправились».— «С кем это?» — со страхом спросил Г. Р. Ширма. «Да с Янкой Купалой. Теперь за вас возьмемся».
Что это — угроза или следователь сказал больше, чем ему было дозволено? А может быть, думал: Г. Р. Ширма никогда уже не увидит свободы и никому не расскажет об услышанном.
Версию, что Я. Купала не сам упал в пролет лестницы, а был сброшен, подтверждает и письмо Зинаиды Васильевны Абрамовой — генетика, доктора сельскохозяйственных наук, которое она прислала из Ленинграда в Литературный музей Янки Купалы на имя главной хранительницы фондов Я. Ю. Романовской. Привожу его целиком:
«Пушкин, 4.ІІІ—1982 г.
Глубокоуважаемая Ядвига Юлиановна!
Глубокое впечатление произвело на меня посещение прекрасного музея Янки Купалы, в котором так глубоко и проникновенно показаны жизнь, творчество и общественная деятельность великого белорусского поэта, так много сделавшего для своего народа.
Во время посещения музея я вспомнила рассказ о его гибели, услышанный мною в 1945 г. Много прошло лет, я забыла детали, но в памяти моей сохранилась суть этого рассказа, и я считаю своим долгом сообщить его Вам.
В апреле 1945 г. я была я Москве на семинаре комсомольских работников в Политуправлении фронта ПВО страны. В гостинице «Москва» со мной заговорила горничная — ее интересовали свидетельства очевидца Ленииградской блокады. Во время разговора со мной она рассказала мне о гибели Янки Купалы в гостинице «Москва» в 1942 г.
По ее словам, за ним все время кто-то следил, но работники гостиницы не придавали этому значения. Когда он вышел из лифта после встречи друзьями, его встретили три человека, которые и сбросили его в пролет. Якобы это видела одна женщина (?), которая была так напугана, что сразу уехала, боясь, как бы ее не убили тоже как свидетельницу. Но перед отъездом она рассказала об этом кому-то из обслуживающего персонала. Рассказавшая мне в 1945 г. об этом трагическом происшествии горничная считала, что это была кем-то продуманная и организованная диверсия, что поэта убили специально кем-то подосланные люди.
Я понимаю, что мои воспоминания не могут служить официальным документом, но все же считаю своим долгом сообщить Вам о них.
Хочу выразить Вам и всем организаторам и сотрудникам музея Янки Купалы глубочайшую благодарность за Ваш большой труд по увековечению памяти великого поэта-гражданина.
С глубоким уважением 3. Абрамова».
Когда я писал первые главы этой работы, я не знал, что в Литературном музее Янки Купалы имеются воспоминания 3. В. Абрамовой. Сказали мне о них только после напечатания моего эссе-исследования в «ЛІМе». К сожалению. познакомиться с ними мне не удалось — их не разыскали. Правда, нашелся адрес 3. В. Абрамовой. Его мне и дала директор музея Ж. К. Дапкюнас. Я написал Зинаиде Васильевне письмо, в котором признался, что собираю все связанное со смертью Янки Купалы, и просил сообщить, что ей известно об этом. (О публикации в «ЛІМе» умолчал, как и о высказанных там версиях относительно смерти поэта.) Через несколько дней пришел ответ:
«Глубокоуважаемый Борис Иванович!