Снимем, товарищи, шапки!

«Правильно сделали, – с досадой подумал Карбышев, – что выгнали его за глупость из академии…» Между тем Мирополов, не теряя ни минуты, начал распоряжаться. Оставалось неизвестным, что он думал по поводу отрыва от противника: считал ли он такое решение единственно правильным или, может быть, видел возможность для других действий. Но совет Карбышева он принял как приказ, и выполнить этот приказ лучше, чем сделал Мирополов, было, пожалуй, нельзя. Старик отлично понимал, что отрыв нужно произвести без шума, что в этом фокус успеха. И, выставив в прикрытие две роты, принял решительно все меры, чтобы спрятать маневр. Было так тихо, что казалось, будто дальний грохот гитлеровских машин на шоссе вырывается из земли под ногами. А с нашей стороны – ни голоса, ни стука. Когда поднялась луна и поля под ее светом сделались белыми, отряд спокойно шел пустой дорогой, быстро подвигаясь к своим.

Итак, задача армии была теперь в том, чтобы вырваться из окружения, которое явно замкнулось в тылу с подходом туда громадных неприятельских сил. Это открытие было успешнейшим результатом рекогносцировки в тыл. С этого времени Мирополов без передыха выполнял рекогносцировочные задания командующего армией. Он сделался чем-то вроде особого специалиста по этой части. «Уж как дождь пойдет, так и мочит», – по-солдатски говорил старый майор, собираясь в очередную операцию подобного рода. И непременным его спутником «под дождем» бывал Карбышев…

Отходила армия по ночам, а днем билась. По ночам же переносился и командный пункт. Командующий твердо держался правила – переносить пункт только тогда, когда уже было твердо известно, что все корпуса и дивизии получили и выполнили очередной приказ об отходе. Выйдя в район Волковыска, штарм перенес командный пункт на окраину городка, в густой, как пуща, Замковый лес. Волковыск пылал; издали казалось, будто город пляшет в пламени гигантского костра. Сквозь тучи дыма взвивались к небу огненные всплески, и смутные очертания строений то выступали между ними с резкой ясностью, то пропадали без следа. Казалось бы, что на этом костре не найдется места и для одного живого человека. А между тем Волковыск был закупорен отходившими через него войсками. И Карбышев был там, чтобы помочь беде, – рассосать пробку.

Кратчайший путь отхода от Волковыска на Минск лежал через Зельву – прямое продолжение дороги, по которой армия дошла сюда. Но путь этот не нравился командующему. Карта ясно показывала все танкопроходимые места впереди. И мест этих около Зельвы было много. Пока Карбышев был в Волковыске, план командующего зрел и зрел. Местечко Зельва отстояло от Волковыска к востоку на двадцать километров и было расположено на левом берегу речки Зельвянки. В этом именно направлении и выступил Мирополов со своим отрядом из двух батальонов. Командующий ожидал его возвращения из рекогносцировки утром; но прошла ночь, настало утро: Мирополова не было. Приехал из Волковыска Карбышев со сведениями о том, что в Зельве высадился большой неприятельский десант. Протянулся в бесплодном ожидании еще день. Мирополова не было. И он, и отряд его пропали. С этого времени начала теряться связь штарма с войсками. Управление превращалось в какое-то полууправление. И вскоре совсем прекратилось.

* * *

Об отходе на Зельву и думать бросили. Оставалось взять от Волковыска покруче на север, перейти Зельвянку у Песков и выбраться на реку Шару поблизости от тех мест, где она впадает в Неман. Так именно и хотел сделать командующий, когда стало известно, что гитлеровцы закрыли все переправы на Шаре отчасти десантами, отчасти диверсиями. Разведка доносила, что не может найти на реке ни одного открытого моста. Штарм уперся в тупик. Все приуныли. Но Карбышев не сдавался.

– То ли бывает! – повторял он.

– А что, например?

– Да хотя бы разгром Второй армии Самсонова в Восточной Пруссии в четырнадцатом году… А нас никто не разгромил. Мы еще сами собираемся громить!..