Снимем, товарищи, шапки!

И вдруг мост отыскался. Он не был показан на карте. Вероятно, потому и гитлеровцы только полуразрушили его с воздуха, но не уничтожили совершенно и не заняли. Мост этот находился неподалеку от устья Шары, возле большой пристани, где раньше об эту летнюю пору скоплялось многое множество мелких сплавных судов – дубасов, лигив, комыг и ботов, – а теперь было пусто, безлюдно и тихо. Когда головной бронедозор добрался, наконец, до места, Карбышев выскочил из машины и огляделся. Речка текла по болотистой долине, закрытой с юга и с севера густыми сосновыми лесами. Стога черного гниловатого сена торчали на гладких, чуть холмистых берегах. И частые водяные мельницы робко прятали в вишняках свои присохшие затворы; колеса мельниц не двигались, поставы молчали: «Ну и Шара, – подумал Карбышев, – хоть шаром покати…» Однако и здешний мост не годился для переправы – въезд стоял горбылем, а середина висела, – и надо было сейчас же браться за его «усиление». Карбышев уже облазил с полдюжины воронок от пятисоткилограммовых бомб и занес в аккуратно пополнявшуюся с первой военной ночи записную книжку немало ценных цифр, а саперы все не шли…

Деревня, что за мостом, только казалась необитаемой. Человек тридцать крестьян – ни одного молодого, все старики, – сочно хлюпая ногами по мокрому лугу, подступили к Карбышеву.

– Здравствуйте, – сказал самый старый.

– Здорово, дед!

– Свои, что ль?

– А то чьи?

– Сын мой при вас полковником служит… Да служба-то ноне…

Старик не договорил: ему не хотелось обижать грубым словом случайных военных людей. Как ни было кругом плохо, а он все-таки предчувствовал славу своей Родины. Только трудно было ему представить это конечное будущее сколько-нибудь ясно: известное несравнимо с неизвестным. Потому-то и одолевала его тяжкая досада по поводу настоящего. Мало сказал старик. Но Карбышев все понял.

– Солдат?

– Был.

– С Японией воевал?

– Было.

– А кто с немцем воевал в четырнадцатом, много таких найдется?

– Есть!

Из толпы выступило человек пять.

– Ну вот, ладно!

– И что теперь?

– Пойдем мост чинить.

– Да кто вы сам-то будете?

– Я-то? – Карбышев засмеялся.

– На кого похож?

– Ровно бы…

– Верно. До революции подполковником был, а теперь…

– Товарищ генерал-лейтенант, – доложил командир бронедозора, – саперы идут…

Изумленные улыбки заиграли на лицах старых солдат.

– Вишь ты… Веди, товарищ генерал, веди на мост, приказывай… Не хуже саперов, случалось…

* * *

Шара осталась позади. Но впереди не было ничего хорошего. Оторванный от своих войск, штарм передвигался внутри вражеского кольца. Гитлеровцы охотились именно на него – на штарм, – и то, что он до сих пор не был еще захвачен, могло казаться чудом. Двадцать восьмого командующий армией собрал совещание. По какому направлению и в каком порядке отходить дальше? Был очень жаркий день. Совет собрался в густой березовой роще. Карбышев сидел на пеньке и жадно облизывал сухим языком запекшиеся белые губы. Начальник штаба полагал, что надо выходить кратчайшим путем.

– Прямо на Минск, товарищи, – говорил он, смахивая ладонью с красного лица огромные градины пота, – а оттуда – на Днепр…

– Минск, вероятно, занят, – сказал Наркевич.

– Ничего не значит! Под Минском – густые хвойные леса… Обойдем.

Наркевич опять возразил:

– Во-первых, не густые. А во-вторых, у Новогрудка, то есть как раз на пути к Минску, очень много лиственных, и притом жидких.

– Позвольте… Вот на карте…

Начальник штаба показал пальцем какое-то место на карте.

– Здесь…

– Видите ли, – упрямо сказал Наркевич, – я эти места знаю не только по карте, но и потому еще, что родился в них.

Действительно, он родился неподалеку от Несвижа и по ранним детским воспоминаниям, еще до отъезда за границу, довольно ясно представлял себе природу этой части Белоруссии. Случалось ему также наезжать в Несвиж впоследствии студентом, даже еще позже. И сейчас ему казалось, что нет ничего проще, как вывести штарм через Несвиж и Узду к Могилеву. Только именно – к Могилеву, а оттуда на Смоленск, но никак не к Минску, который наверняка занят гитлеровцами. Подобно Наркевичу, почти у каждого из собравшихся имелась своя собственная точка зрения на вопрос. Кто-то, например, доказывал, что единственная гарантия спасения – двигаться через Беловежскую Пущу и Пинские леса, обходя гитлеровцев с юга. Черноватый, голосистый полковник, начальник одного из отделов штарма, подал справку:

– Чтобы выйти на Беловежскую Пущу, надо пересечь занятую гитлеровцами большую дорогу. При движении на Минск переходить ее не надо. Следовательно…

– А шоссе Слоним – Новогрудок? – спросил Наркевич.

Все эти слова – и Наркевича, и других споривших – не бежали, даже не шли, а ползли, точно выжимаясь из-под пресса, – тяжелые и сердитые. Особенно много возражений вызвал полесский маршрут.

– Это – чтобы живыми провалиться в бездонную прорву ржавых пинских трясин… Нет, уж лучше в прямом бою…

Командующий армией поставил точку: