Сногсшибательная Мэри (ЛП)

О Боже. Что со мной не так?

Оуэн, Человек-Пескарь, продолжает, и продолжает, и продолжает говорить о пескарях, стуча льдом о стенки своего стакана с коктейлем «Ширли Темпл», пока не звучит зуммер.

Бриджит смотрит на меня сквозь стакан каберне через всю комнату.

Я закатываю глаза.

В ее глазах легко читается фраза: «Что я тебе говорила?»

Следующий парень достаточно симпатичный, с грубой темной щетиной, которая разбавлена небольшой сединой возле челюсти и рта, но с тусклым взглядом. Я даю ему шанс, надеясь, что, возможно, у него ранняя катаракта.

Но это не катаракта. Это туповатая грубость, которая начинается с того, что он спрашивает меня: «Итак, как тебе это нравится?»

Я так ошеломлена, что мой рот открывается.

— Как мне нравится, что?

— Это, — говорит он, делая резкое движение пальцем в кулак. — Жестко? Мягко? У тебя есть фетиши? — он отпивает свой «Old Style»² из банки. — Потому что я отлично разбираюсь во всем этом. Может перья? — он показывает мне большие пальцы. — Или меховые пробки? — теперь он, будто изображая Цезаря, держит большой палец параллельно земле, а затем очень-очень медленно поднимает его вверх. — Я снизу. Можем попробовать что угодно. Ты можешь просто лежать, если хочешь.

Оооо, нет, не может быть, что он это сказал. Я сжимаю руку и на мгновение позволяю себе представить, каково это — ударить его прямо между слишком близко посаженных глаз. У моей тети была одна простая теория: «Никогда не доверяй человеку, чьи глаза расположены слишком близко друг к другу». Тем не менее я не могу убить этого парня посреди экспресс свиданий.

— Сверху или снизу? — спрашивает он.

Или могу?

Итак, пришло время для смены темы. Не задумываясь, я говорю первое, что приходит мне в голову:

— Тебе нравится футбол?

Что? Мэри! Почему футбол? Почему? Почему?

Он вспыхивает.

— Футбол. Какого хрена ты хочешь поговорить о футболе? Разве мы здесь не для того, чтобы перепихнуться? — парень смотрит по сторонам, как будто проверяет, на тот ли вечер он пришел.

Я прижимаю носок ботинка к ножке стола, чтобы не ударить его по голени.

— Что ты думаешь насчет «Медведей»…

— Чёртовы «Медведи», — говорит он, делая еще один глоток. — Чёртов Джимми проклятый Фалькони.

Гнев вспыхивает во мне мгновенно, будто я дотронулась до незаземленного выключателя света в своей голове. Ощущение, будто по всему телу пронесся разряд тока, как в тот раз, когда я пыталась зажечь свет сломанным выключателем в своей старой квартире. Гнев — нехарактерная для меня эмоция, совсем нет. Он заставляет мои глаза бегать, лицо становится горячим, а ноздри сильно и быстро раздуваются.

— Он старается изо всех сил.

— Мудак он! Я с ребятами на работе заключили пари, что эта игра станет его последней. И это будет прекрасное гребаное избавление!

Он сильно бьет кулаком по столу точно, как делал Эрик. Это вызывает такой внезапный прилив ярости и страха, что я сжимаю пальцы на бедрах и начинаю считать с двадцати.

— У меня даже есть наклейка на бампере с надписью: «Чёртов Фалькони», — фыркает он. — Неплохо, правда?

Время успокоиться. Бывает время для тишины. Бывает время для медитации. Но сейчас наступило время для чего-то абсолютно другого.

Итак, одним плавным движением я скрещиваю ноги, кладя правое бедро на левое, втискивая ногу между коленом и столом. Затем я опрокидываю его «Old Style», мой водочный тоник, корзину с хлебом и маленькую миску масла с острым перцем прямо парню на колени.

— Что за хрень! — ревёт он, отскакивая от стола так, что его стул с грохотом падает, приземляясь в середине комнаты. Все неловкие разговоры вокруг нас внезапно прекращаются.

— Извини! — я притворно ужасаюсь. — Мне так жаль!

Масло с острым перцем впитывается в его штаны, оставляя большое маслянистое пятно прямо над его ширинкой.

Я вскакиваю из-за стола.

— Пойду принесу бумажные полотенца, — но, проходя мимо него, я говорю: — Знаешь, что? Я думаю, что Фалькони делает всё отлично. Он играет с травмой. Люди меняются. Игроки начинают играть лучше. Я думаю, что нам повезло с ним.

Грубиян не отвечает. Просто поднимает свой стул, поправляет его и садится обратно, глядя на мой пустой стул с таким же выражением лица, как и когда я была там. Ни как на кого-то особенного или необычного, а просто как на очередную женщину на другом стуле.

Другими словами, как раз в противоположность тому, как Джимми Фалькони смотрит на меня даже в самые спокойные моменты. Или даже когда он приходил в сознание на ринге.